Качели времени. Мама!. Ирина Михайловна Кореневская
кожа теперь холодная, непривычно сухая. И больше похожа на тонкий лист бумаги, а не на человеческую кожу. Все привычное исчезает, уступая место новому и страшному. Получается, смерть это всегда новое? Ведь после нее уже не будет так, как прежде. Даже телесная оболочка, единственное, что ненадолго остается после человека – она тоже новая и чужая. Я слышал, что у землян умерших принято гримировать, потому что они слишком меняются после смерти, и это может шокировать тех, кто знал их живыми. Но тетя Саша говорит, что порой этот грим тоже сильно меняет человека. А зачем тогда это делать? Не для того ли, чтобы скрыть от себя, хотя бы на визуальном уровне, самую страшную правду: этого человека больше нет. Но пусть можно обмануть глаза – ведь сердце не обманешь! Оно знает, что случилось то, что нельзя исправить.
Да, смерть на примере другого человека – это то, что нельзя исправить. Странно. Мы, люди, в принципе слишком мало можем. Мы не властны над природой, и не в силах исправить ее так, чтобы не было иссушающего зноя или холодов, которые просто убивают все живое. Мы не можем исправить погоду, поменять местами день и ночь, да много чего не можем! Но нам это и не нужно. А вот то, что мы не можем исправить, зачеркнуть смерть другого человека – это нас задевает острым ножом до глубины души.
Впрочем, дело даже не в этом. А в том, что в нашей жизни этого человека больше никогда не будет. Больше никогда мы с ним не встретимся, не обнимемся, не поговорим, не сделаем что-то вместе. Но постойте, ведь это «больше никогда» происходит и в другие моменты. Я больше никогда не стану маленьким, не буду учиться говорить и стоять. Больше никогда моя сестренка не пойдет в первый класс. Мой папа больше никогда заново не встретит маму. Все эти «больше никогда» сопровождают нас всю жизнь, они естественны, и мы спокойно к ним относимся. Просто с возрастом их становится все больше. Но мы реагируем на них вовсе не так сильно, как на смерть, хотя она тоже естественна. Или же для живого существа переход в неживое состояние все-таки неестественен?
А что же со смертью на личном примере? Ничего. Если про других мы знаем и понимаем, как выглядит смерть, то по поводу своей собственной кончины, кажется, еще ни один человек ничего сказать не смог. Когда уходит кто-то другой, это больно и грустно. Но мысль о собственном уходе это всегда страх. Конечно, грусть тоже бывает: большинству людей, мне кажется, даже тем, кто решился уйти сам, грустно оставлять эту жизнь, родных и любимых. Бывает и боль, душевная или физическая.
Но самое главное и первое – это страх. Какие сны в том смертном сне приснятся? Так, кажется, говорил один из земных поэтов. Нас страшит неизвестность, неведомое, что будет после того, как глаза закроются насовсем. Земляне вот, не все, но многие, верят в загробную жизнь. Однако, если я правильно понимаю, чтобы эта самая загробная жизнь не стала чередой мучений, нужно сильно себя ограничивать до нее, и жить в вечном страхе и с оглядкой. Не каждый на это способен. Да и есть ли та загробная и вечная жизнь? Вот в чем вопрос!
Другие люди наоборот надеются,