Дорогой дневник, я влюбилась в его спину!. Annet Mill
сь. Первой и единственной мыслью, промелькнувшей в моей голове, когда я услышала визг тормозов слева от себя, была «Если я умру, мама прочтет мой дневник!» И поверьте, это было бы, куда страшнее смерти! Ведь мой дневник – единственный собеседник и слушатель, который знал все мои потаенные мысли и желания, перед которым я не притворялась другим человеком. Не то, чтобы я была серийным убийцей и записывала в него имена своих жертв, но та я, которую видели окружающие, сильно отличалась от той меня, какой я была на самом деле.
Кстати, меня зовут Аврора и мне 18 лет. Сегодня. Я ненавидела свое имя с тех пор, как научилась на него откликаться. Я была неспокойным ребенком, взбалмошным и вечно шкодившим, чем доставляла жуткие неудобства своим родителям. Иногда мне казалось, что мама с папой называют меня по имени только, чтобы отругать «Аврора, не ешь столько сладкого!», «Аврора, перестань драться, ты же девочка!», «Аврора, положи на место нож!», и все такое. А когда в школе меня начали дразнить крейсер Аврора, потому что по иронии судьбы я была толстым ребенком, я окончательно утвердилась в своей ненависти к этому имени. Но, хвала небесам, после очередных летних каникул, все изменилось. В то время, когда все девочки школы, под неумолимым влиянием пубертатного периода, замазывали новые прыщи и меняли гардероб на размер больше, я ловила на себе вопросительно-восхищенные взгляды одноклассников. Хоть я и не особо вытянулась в росте, я значительно потеряла в весе и из 70-килограмового танкера при росте 165 см. я превратилась в хрупкую 50-килограмовую малогабаритную яхту. Но, к сожалению, эти изменения не внесли ярких красок в мою жизнь, так как я уже достаточно плотно засела в свою раковину и захлопнула её от посторонних взглядов. Я замкнулась на все замки и залила скважины монтажной пеной, чтобы никто не смог вскрыть их или хотя бы подсмотреть, что творилось у меня внутри, и из сумасбродного ребенка превратилась в серую незаметную мышь. Поэтому мой дневник был моим лучшим другом, был тем, кто не злился на меня за то, что я сказала или сделала глупость, не смеялся над моими мыслями и не обвинял меня, что я не соответствую чьим-то нормам. Только наедине с ним, я могла быть собой. Со временем, когда я решусь сбросить себя образ серой мышки, я опубликую свой дневник и назову книгу «Исповедь».
Перед глазами всплыла картинка, как полицейский передает маме мой рюкзак со словами: «Эту сумку нашли рядом с телом вашей дочери, теперь это принадлежит вам. Соболезную вашей утрате!» И мама, плача, достает оттуда тетрадку с изображением фей из клуба Винкс, открывает и… мой транс был прерван раздраженным визгом клаксона. Поняв, что я еще жива, и вроде как стою на дороге, вцепившись руками в рюкзак, я, зачем-то сделав реверанс, сигналящему и что-то выкрикивающему мне водителю, поскорее убралась с дороги.
Моя возможная смерть под колесами машины стала бы апогеем и, казалась логичным завершением сегодняшнего дня. Отвратительного дня, который начался с того, что самый симпатичный парень нашей школы случайно вылил на мои светлые штаны томатный сок. Не думаю, что надо объяснять, какие шуточки отпускали мои недалекие сверстники по этому поводу. Заканчивая тем, что мой отец назвал меня неблагодарной дрянью, потому что они, видите ли, готовили мне сюрприз, а я опоздала домой на час. А все из-за того, что мои озверевшие от ревности одноклассницы решили, что я специально налетела на Германа, так зовут короля нашей школы, и заперли меня в учительском туалете. Туда я пошла после экзамена, чтобы попытаться хоть как-то оттереть омерзительное красное пятно сока между ног, потому что туалет для учеников был закрыт на уборку. И если бы Алевтина Сергеевна, учительница математики, которая, ко всему прочему, отругала меня за использование учительского туалета, словно я совершила взлом с проникновением, не задержалась, чтобы провести родительское собрание для своего класса, бог знает, сколько еще времени я там провела. Но слушать отец меня не стал, да и объяснять после его слов что-либо я не хотела, поэтому, громко хлопнув дверью, я ушла в неизвестном для них направлении, впрочем, и для себя тоже. У нас с ним всегда были натянутые отношения, не помню, чтобы он когда-нибудь говорил, что любит меня. Я часто представляла, как сдам тест ДНК и швырну ему в лицо результаты со словами «Я знала, что ты не мой отец!» Но, конечно, я так не сделала бы, во-первых, потому что это поставило бы под удар маму, а во-вторых, внешне наше родство с ним было достаточно очевидным. Хотя в большей степени я была похожа на маму, с такими же мягкими чертами лица, огромными орехового цвета глазами и золотисто-русым цветом волос с их густотой и непокорностью, но подбородок, чуть заостренной формы, выдающий мое упрямство, и высокий лоб мне достались по отцовской линии. Раньше, когда я была еще неконтролируемым ребенком, мама часто говорила, что я взяла самые худшие черты характера своего отца. Но, конечно, тогда, когда он не слышал. С мамой у отца тоже были натянутые отношения. Казалось, что мы обе чем-то сильно насолили ему, и он вынужден терпеть наше присутствие. Да и мама не часто проявляла ко мне любовь. Раньше, когда я была ребенком, тем взбалмошным и непослушным, она смотрела на меня как на исчадие ада, на роковую ошибку, которую невозможно исправить. Но сейчас, моя роль дочери-невидимки ее вполне устраивает, не мешая ей выполнять свои первостепенные функции матери, не имеющие никакого отношения к эмоциональной привязанности. Казалось,