Смертельные объятия. Анна Данилова
еще туманился, и она сама словно еще спала. И такая при этом была смешная!
– Боря? – Наконец она проснулась. – А который час?
Она умылась сухими ладонями, замотала головой.
– Половина четвертого. Я просто пораньше приехал. Там цветы на кухне… Надо бы в воду поставить.
– Цветы? Да у нас же полон сад роз, Боря!
– А там не розы, а какие-то другие цветы…
– Спасибо, – Женя протянула к нему руки, и они обнялись. – Наташа вернулась. Она была ну очень удивлена, узнав от меня (само собой), как запаниковал и испугался Петр, когда узнал, что она уехала.
– Не представляю себе, сколько должно пройти времени, чтобы он уже успокоился и начал доверять ей. Так невозможно жить! Если ты постоянно ждешь, что она бросит тебя, то, может, надо бы включить уже мозги и подумать, а ту ли ты женщину выбрал, я прав?
– Ты прав в одном – видимо, прошло недостаточно времени, чтобы он избавился уже от своих страхов ее потерять. Тогда, когда она пропала, исчезла, он ее как бы потерял, для него начался отсчет адского времени, понимаешь? И ему было, видать, так плохо, что он никак не может этого забыть.
– Да все понятно… Это же Петр! Но, с другой стороны, не могу представить себе женщину, которая не оценила бы его по достоинству, которая не полюбила бы его уже за то, что он умеет любить и быть преданным. Да, конечно, он старше ее, у него полно недостатков, он слишком большой фантазер, неисправимый романтик, чрезмерно добрый и, одновременно, ленивый и тяжелый на подъем, но он умный, милый, его невозможно не любить!
– Как же ты любишь своего брата! Помоги-ка! – Женя протянула руку Борису, и тот помог выбраться ей из глубокого гамака. – Нет, это устройство не для меня. Того и гляди свалишься… Да с него все падает. Вон и книга упала в траву, плед…
Дождь тихо зашуршал, зашумел в листве, Женя с Борисом, подхватив подушки, книгу и плед, побежали к дому. На террасе, успевшие слегка промокнуть, обнялись и поцеловались.
В такие минуты Женя всегда спрашивала себя, как она могла когда-то злиться на Бориса, раздражаться в моменты, когда он упрекал ее за то, что она так активно занимается своими «дурацкими» расследованиями, помогая Реброву, их семейному другу, следователю и просто хорошему человеку. А как она могла вообще однажды взять и уехать из дома, чуть ли не на целый месяц, бросив его просто потому, что приняла его чрезмерную, как ей тогда показалось, заботу за извинения, словно он изменил ей. А ведь они тогда только поженились, и он просто любил ее, заваливал подарками, цветами, был с ней необычайно ласков. И как она могла заподозрить его в измене? Вероятно, все дело в том, что она никогда прежде не встречала такого мужчину, такую любовь.
Из приоткрытого кухонного окна доносились голоса. Смех.
Женя с Борисом понимающе переглянулись. Потом взялись за руки и вошли в дом.
– Ну что, нашлась пропажа? – загремел Борис, едва войдя на кухню, где за столом сидели и пили чай счастливый и сияющий Петр и бледная, осунувшаяся, с застывшей улыбкой на лице Наташа.
А