Когда пропадает дочь. Александр Фёдорович Ануфриев
бобики! Охрана моя ненаглядная! – воскликнул Крабов, открывая пакет. – Вот вам, черти! Вот!
Собаки яростно вцепились в брошенные кости, а Зудилин получил легкий подзатыльник от лейтенанта.
– С почином, сынок.
– Спасибо, дяденька.
– Дяденька?
Крабов хохотнул, разлил водку по стаканам и достал дежурную тарелку с винегретом.
– А ты еще и комик к тому же. Это хорошо. Значит, подружимся. Махнем не глядя и не чокаясь?
– Естественно.
Рыжий лихо залпом осушил стакан. Геннадий тяжело вздохнул и морщась выпил. Не любил он это дело. Теплая волна накрыла его с головой. Молодое сознание затуманилось и задымилось.
– Где Отто Валерьянович? – спросил он заплетающимся языком.– Почему его нет на рабочем месте? Безобразие. Я сообщу генералу, отображу этот факт в курсовой.
– Ты чего, чудила? Давай-ка лучше закуси, – рявкнул Крабов.
– Ты его ликвидировал, упырь! В каком колодце он лежит? Я знаю всё про тебя, кровосос. Обложил данью простых людей. Вся Россия в упырях! Я этого так не оставлю.
Удар наотмашь в ухо сбил Геннадия с ног, оглушил.
– Дурак, сопля зеленая.
Полицейский подтянул стажера на топчан.
– Вот гаденыш. И что с тобой теперь делать?
Рыжий сунул мясо в холодильник, веером разложил на столе полученные купюры, стал проверять их подлинность на свет…
3. У БАНКОМАТА
За окнами прыгающего по заводским ухабам старенького УАЗика мелькала глубокая зимняя ночь, серые постройки и слякоть. Вылезать из автомобиля не хотелось. К тому же мой воспаленный мозг готов был разорваться от боли и напряжения, требовал хотя бы небольшого сна.
– Валентин, когда же зима придёт? – вопрошал бритоголовый, ушастый водитель Талгат, по кличке «штабс-капитан». – Месяц остался до нового года.
– А никогда, – глубоко зевая, отвечал я, – будет вечная осень с воронами.
– Говорят, что завод наш покупают американцы.
– Ой, скорей бы. Может, бабосов прибавят.
– Даже не думай. Из каких таких соображений прибавят? Сам подумай, ну чего тут охранять-то? Всё уже давно вывезли и вынесли.
– Не всё, бабай, не всё… А оборудование, оно же уникальное? Оно еще не покрылось ржавчиной.
Вот уже седьмой месяц я тяну лямку в заводской охране, дежурю сутки через трое. Приношу домой гроши, от которых стонет безнадежно моя Олесенька. А ей волноваться сейчас никак нельзя, вот – вот должна родить, даже известно кого – девочку. Этого и сам я очень жду…
У проходной УАЗик тормознул, я должен поменять на два часа Николу Кривобокова, а его повезут в резерв – кемарить.
– Валюха, на выход! Станция последняя – дикий капитализм! – рявкает Талгат и я вываливаюсь из машины. Потом дергаю на себя скрипучую дверь проходной.
– Чего так долго-то? – визжит Никола недовольно, закручивая седые усы и потягиваясь.
– Вздремнул?
– Вздремнешь тут… Камеры