Абсурд без границ. Антология бизарро, вирда и абсурдистского хоррора. Олег Наташкин
набухшими кровеносными сосудами белок.
Но Нэд не мог этого видеть. Вертикальный зрачок, как у семейства кошачьих, глаза на груди полностью парализовал его разум и волю. Нэд уже не видел и не чувствовал, как из пупка шлюхи выметнулся длинный гибкий язык, усыпанный множеством сочащихся желез, и обвил его обнажённое тело, обильно увлажняя едкой слизью и сжимая-стискивая, перемалывая кости. А затем этот влажный кокон, некогда бывший Нэдом Битти втянулся туда же, где ещё пару минут назад с восторгом резвился его похотливый «дружок».
Вадим Кулаков
ДОМ
Вадим Кулаков – молодой писатель и поэт из города Орехово-Зуево. Есть публикации в нескольких сборниках издательства «Перископ-Волга», журнале «Русский динозавр» и газете «Народные промыслы». Участник семинара «Глубинка-2023», «Мы выросли в России», лонг-лист фестиваля «Зелёный листок». Финалист конкурсов «Фонарь-2023» и «Мцыри».
Оголённая лампочка голодно рябила, выплёвывая жидковато-ненадёжный свет и втягивая его обратно. Во всём доме, кроме коридора, свет был выключен, и только здесь светило равномерное постукивание и одноголосое жужжание одинокой мухи.
Сношенная обувь покорно притаилась, раскиданная. Язычки ботинок приподнимаются, желая оглядеть пространство вокруг, тут же прячутся, напуганные исчезновением привычного освещения. Выжидают, как хорошие охотники. Создаётся впечатление, что обувь дышит, наполняет резиновые лёгкие застоявшимся воздухом, зевнув, выдыхает.
Дверцы шкафа настежь раскрыты – широкие ладони уснувшего великана, две ровные гряды миниатюрной горы. Внутри – инструменты, припасы, медикаменты, вода, книги по истории искусства.
Ковёр седеет от непрошеной пыли, грустно чахнет под осторожным вкрадчивым шагом. Он уже устал так лежать и лежать – изо дня в день – созерцая плоскую подошву чавкающих тапок. Предметы домашнего обихода словно презирали его за пассивное недвижение и молодцеватую ветхость.
Где-то далеко, в углу смежной комнаты заскрипела кровать и раздался оглушительный кашель. От него дрожали стены и слезились глаза. Кашель сменился хрипом, засыванием тяжёлого воздуха, скрипы – перестановкой грузного тела. Сергей шумно поднялся.
Окна в его комнате всегда плотно зашторены и не пропускают ни единой частички разрозненного стука. Окажись на дворе чума, война, голод или смерть, Сергей не услышит ни знойного разложения, ни выстрелов с бранью, ни жалких стенаний, ни всхлипов умирающих. Ничто не проникнет в просторы его маленького тёмного пространства, кончающегося бесконечностью.
Сергей встал с кровати и пошёл к окну. Неужели он хочет отодвинуть штору? Пожилой карниз напрягся и вытянулся по струнке, как бравый гвардеец. Шторы молчат всегда. Недвижимы. Спокойны, как ночное море в лунных россыпях. Если по комнате ударит солнечный свет – разрушающий яркий свет опального Солнца – кто знает, что случится…
Пожар? Воздух вдруг загорится,