Бенкендорф. Правда и мифы о грозном властителе III отделения. Ольга Елисеева
земель. На любой спрос следовал ответ – французские подводы. Отбиты и возвращены в столицу храбрыми донцами.
Однажды Бенкендорф попытался возразить и сразу понял границу своих полномочий: за Иловайским стояла реальная воинская сила, за ним же только приказ императора комендантствовать в погорелой столице – маловато по военному времени. Он посетил дом Белосельского и видел своего товарища-донца: прямо на полу перед «батькой» громоздились две кучи из окладов, чаш, потиров, цепей и прочей утвари. Являвшиеся поминутно казаки подносили ему узлы и плетеные короба, набитые драгоценностями. Иловайский разбирал: что поценнее, клал одесную себя, а что попроще – ошую.
П. В. Голенищев-Кутузов. Неизвестный художник
«Зачем этот дележ? Ведь все равно все следует отдать духовному начальству, как вещи ограбленные из церквей московских», – заявил Бенкендорф.
«Нельзя, батюшка, – хитро прищурился казак. – Я дал обет, что все, что побогаче, если Бог сподобит меня к занятию от вражьих рук Москвы, все ценное, доставшееся моим казакам, отправить в храм Божий на Дон, а данный завет надо свято исполнять».
Так выглядела освобожденная Москва без героических прикрас. Две недели Бенкендорф, как умел, наводил порядок. А хаоса становилось только больше вместе с возвращавшимися в город беженцами. Холода крепчали, жить людям было негде, есть надо. Посему Александр Христофорович несказанно обрадовался, когда в столицу прибыл граф П. В. Голенищев-Кутузов, прежде генерал-полицмейстер Петербурга, а ныне уполномоченный государем новый комендант.
Тот радовался, что первые, самые страшные, дни в оставленном городе, когда от безвластия каждый кидается с ножом на каждого, уже пережиты. И пережиты не им. 23 октября Летучий корпус выступил навстречу ветру и крепчавшему морозу.
Думал ли тогда Бенкендорф дожить до конца войны? А до новой коронации?
«Развратное поведение»
Во всяком случае, не предполагал, что окажется ответственным за опального поэта, которого император намеревался вернуть.
Между тем Висковатов еще в феврале сообщал, что «известный по вольнодумным, вредным и развратным стихотворениям… и ныне при буйном и развратном поведении» Пушкин «открыто проповедует безбожие и неповиновение властям». Якобы при получении известия о кончине государя Александра Павловича он «изрыгнул» ругательство: «Наконец, не стало Тирана, да и оставший род его недолго жить останется».
Висковатов еще с 1811 г. служил в канцелярии министра полиции, но, сам был не чуждый сочинительству, мог просто ревновать к босоногой музе Пушкина. Откуда ему было знать, как круто изменятся правительственные намерения?
Сам Александр Христофорович больше доверял мартовскому донесению полковника И. П. Бибикова – своего родственника по супруге и падчерицам. Тот уже чувствовал новые ветры и был не склонен к строгостям.
«Выиграли ли что-нибудь от того, что сослали