Тебя там не было. Юлия Богатырёва
она задумалась: «Одиноким людям всегда легче находиться в зоне вылета, чем выходить из зоны прилета. Находясь в ожидании рейса, мы как бы созвучны всем тем предполагаемым попутчикам, которые сейчас прощаются со своими близкими и любимыми! Прощайтесь уже и будьте с нами, с теми, кто один на один с собой засыпает и просыпается, кто постоянно находится в состоянии “недо-” – недостаточно этих, недостаточно тех, а по факту нам всегда недостаточно нас самих! Мы, одиночки, не любим прилетать обратно: нас здесь как ничего не держало, так никто и не ждет, да и вряд ли встречает. Мы возвращаемся в вакуум, а вы – в теплые объятия любимых, нам дальше с вами не по пути, спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании. Простите, но нам никогда не болеть за одну команду, друзья!»
Зайдясь от адреналина, бушевавшего в ней от встречи с неизвестными вводными: где она будет жить, как проводить свои дни и на какие средства существовать, девушка решила, что если уж и начинать новую жизнь, то почему бы для начала не попробовать с малого – например, вот так наобум, абсолютно незапланированно взять и купить себе новые духи, аромат которых ранее она, возможно, даже и не знала: в своей прошлой жизни ей некогда было заниматься подобными милыми мелочами. Она всегда пахла одним постоянным запахом – духами, которые он решил когда-то за нее, присовокупив к блестящей слюдяной коробочке букет хрустящих тюльпанов.
Теперь все приходится делать самой… Главное – самостоятельный выбор, и она почти уверенно пересекла черту ароматного и навязчивого дьюти-фри, где хозяйствовали взвеси из пачули, мускуса и назойливых взглядов продавцов-консультантов.
Кофе в упругих зернах очень плохо помогал ей с размежеванием каждых последующих запахов – в какой-то момент они все для нее смешались в одно очень знакомое звучание ароматов, немного вульгарное и насыщенное, как слишком красивая соседка в летнем московском метро. Именно в этот момент она услышала, что к ней обращается кто-то, крайне слабо по голосу напоминающий вездесущую сотрудницу магазина.
Французский воздушный акцент выдержанного мужского голоса избавил ее от необходимости определяться с выбором «для себя»: «Простите, не могли бы вы помочь мне подобрать духи? Духи для моей мамы?»
Она повернулась – обладатель голоса стоял даже не перед ней, а над ней: его приблизительные на вид два метра роста возвышались уверенно, но с едва уловимым оттенком какой-то милой робости. Она сразу обратила внимание на глаза: они словно в момент поймали ее и крепко держали – секунда повисла; глаза были серо-зеленые, утопленные под нависшими густыми бровями. Такие брови могли принадлежать только мужчине, которому по-настоящему плевать на свою красоту. Этот же факт подтверждала копна небрежно постриженных, жестких кудрявых волос: она даже на секунду представила, как по утрам, перед уходом на работу, он нехотя глядит в зеркало и просто запускает свою жилистую руку с длинными сильными пальцами в эту прическу без моды и названия, чтобы привести кудрявый переполох в некое