Folie a Deux. Ксения Васильевна Шишина
в то же время он забудет обо всём уже через минуту. Или даже раньше. У него есть и более важные вещи, о которых надо действительно помнить. Так что неважно.
– Часики?
– Мне двадцать семь, и я хочу семью. И ребёнка. Вот какие часики у меня тикают, – я говорю всё это так, будто речь идёт вообще не обо мне. Отвлечённо и без ощущения желания дать жизнь. Стать матерью. Удовлетворить материнский инстинкт. Наверное, шампанское всё же подействовало, как надо. Пусть и позже, чем я рассчитывала. Однако это однозначно к лучшему. Выветрись эта анестезия чуть раньше, я бы не была столь пассивна. И вряд ли лежала бы здесь без единого движения. Скорее мы бы уже трахались.
– Это всё просто то, что сейчас глубокий вечер. При приближении ночи люди становятся откровеннее, чем днём. Утром ты и не вспомнишь ничего из того, о чём говорила. Просто засыпай.
Видимо, в какой-то момент я всё же отключаюсь, потому что еле разлепляю глаза, когда движение под одеялом и непонятная прохлада проходятся мурашками по моим обнажённым, не считая низа от пижамы, ногам. На мне явно сказываются признаки похмелья в виде некоторой вялости и тумана в голове. Но, даже несколько дезориентированной в пространстве своей же собственной кровати, так и оставшейся в положении на спине из-за неспособности перевернуться на тот или иной бок, мне всё равно удаётся опознать левую руку Андерсона на своём животе. Точнее, почти у груди. По крайней мере, я чувствую, что подушечка большего пальца находится невероятно близко от неё.
– Что ты делаешь? И который час?
– Я немного замёрз. Примерно 4:03.
– Замёрз?
– Да. А ты такая тёплая, – он сопровождает свои слова тем, что утыкается носом мне куда-то около шеи, и при этом его губы оказываются целующими моё левое плечо. Они ощущаются… нежно. Волшебно. Так, что я едва сдерживаю стон и чувствую ещё больше мурашек, расползающихся по телу от места соприкосновения. – Ты так восхитительно реагируешь на меня. Я люблю это, Моника. Кроме того, я думаю, что должен тебе, а я привык сдерживать свои обещания. Сейчас твоя очередь делать всё, что хочешь. Я постараюсь не трогать тебя так уж сильно.
Мои руки толкают его на спину намного раньше, чем разум только начинает раскладывать сказанное по полочкам в голове. Я тяну за ткань почти агрессивно, чтобы стащить всю одежду с Андерсона как можно скорее, и он, неожиданно верный своему слову, фактически остаётся в стороне. Разве что помогает мне справиться со своими джинсами. Но в значительной степени его прикосновения едва задевают меня, и я даже не могу их так назвать. Это всё словно цепочка случайностей, а я… я хочу, чтобы он стиснул мою кожу. Сильно. Крепко. Впился в неё своими пальцами.
Я разрываю поцелуй, учащённо дыша. Мне нужно вздохнуть. Сказать ему прекратить сдерживаться. Но я не могу выговорить ни слова, настолько быстро бьётся сердце. Лишь чувствую, как губы Райана находят чувствительную точку у меня за ухом и мягко посасывают кожу прежде, чем сильные руки стягивают тонкие бретельки с моих плеч, обнажая грудь мужскому взгляду.
– Хочешь,