Сказочки для отчаянных. Николай Кокурин
но так тихо, что никто и не слышал. Даже на могильном кресте вблизи алтаря батюшка не благословил (нонсенс) написания инициалов, разве что надпись: «Покойся с миром, Божий человечек. Имя его, Господи, веси».
Табуретку собирать не стали, а сожгли с прочим хламом в церковной печи. А в Раю, куда Художника в ту же минуту, как под ним подломилось седалище, отнесли те самые Вестники и предложили отдохнуть с многотрудной жизненной дороги на инкрустированном драгоценными каменьями троне красоты неописанной, можно было узнать знакомую нам табуреточку. Художник улыбнулся трону, распознав в нём старую приятельницу, и присел на веки вечные отдохнуть.
10.10.2006–25.04.2018
Вариант 2
Жил–был художник один… Нет, уже было, точнее – жило, и не единожды.
Жила–была деревянная табуретка. Точнее – начинала жить. Жили–были это те, что уже пожили, прожили всю жизнь почти, были в прошлом воспринятыми и теперь только доживали. Но наш герой, точней – героиня, только–только вышла с конвейера и поступила в розничную торговлю, в городской «Универмаг». Как сельские, так и городские Универмаги – это такая сеть торговых точек, у которой директор принадлежит к когорте универсальных, т.е. чёрно–бело–серых волшебников–волхвов, магов–мистиков. Но речь не о них.
Поставили табуретку в ряду современной мебели. Изящные дорогие стулья, компьютерные и офисные кресла, пуфики и кресла–качалки окружили нашу табуреточку и сразу осмеяли за простоту и дешевизну. Офисные кожаные кресла надменно и презрительно молчали, даже не оглянувшись на почтенное приветствие новенькой. Но табуретка вовсе не придавала этому никакого значения и была довольна тем, что у неё легко получалось делать то, что рекомендовали деревья в лесу, брёвна на сплаве и доски в столярном цеху: желать здоровья и долгоденствия всем седалищам, которые встретятся в жизни, ведь это такой непосильный и здоровье подрывающий труд – являться чьим–либо сиденьем, особенно, если мягкое место клиента не приглянулось. У седалищ есть свой печальный, вековым опытом проверенный афоризм: жопу не выбирают. Может на слух звучит грубовато, но в этих словах вся боль, пот, кровь и слёзы всего того на чём кто–либо, когда–либо сидел во все времена и на всех континентах, будь то седло лошади, унитаз или молитвенный коврик ваххабита.
Покупатели не задерживали взгляда на табуретке, едва скользнув краем глаза по ценнику: «150 рублей». Взгляды больше цеплялись на дорогих креслах и зады покупателей неудержимо устремлялись на них, чтобы апробировать достиженье в культуре сидений. На табуретку ни разу никто не присел, но ей не было почему–то от этого грустно. Хотя для всех это был показатель невостребованности и низкосортности. Впрочем, собеседники у табуретки были. Это современные железные табуреты с мягким поролоновым верхом, обтянутым дерматином, кожзаменителем. На них время от времени присаживался покупатель или даже продавец, и цена у них была раза в три–четыре повыше, но вероятно более близкое родство побуждало их обращать на табуретку внимание и беседовать. От них табуретка узнала, они сами услышали это из разговора покупателя–священника