Белый Крым. 1920. Яков Слащов-Крымский
которые были на английской службе в Константинополе», то есть имел подходящее «прикрытие» для возможных контактов с англичанами. Слащов же, как утверждал впоследствии в СССР (и вряд ли мог утверждать иначе), подвергался слежке со стороны иностранцев: «…Я хотел вернуться в свое отечество. Франция и Англия сделали все, чтобы это не состоялось». В такой ситуации сомнительное знакомство и совершенно немотивированная откровенность были бы решительно недопустимы и даже попросту преступны.
На допросе в ноябре 1921 г., вероятно, еще не зная, что через год Тундутов тоже пожелает «репатриироваться», Яков Александрович упомянул его как эмиссара Великого Князя Димитрия Павловича. Однако в действительности этим не ограничивался весьма широкий круг знакомств и возможных единомышленников бывшего атамана, среди которых наибольшее внимание должна была бы привлечь фигура генерала П.Н. Краснова (в 1918 г. он покровительствовал попыткам Тундутова сформировать «Астраханскую Армию»). В частности, уже находясь в советской тюрьме, князь признавал, что весной 1922 г., вступив в переговоры с большевиками о репатриации (то есть при обстоятельствах не менее подозрительных, чем во время его знакомства со Слащовым), он встречался в Германии с Красновым, – причем дал описание этой встречи, также не выглядящее правдоподобным. Слащов никогда не служил вместе с Красновым и, скорее всего, они не были лично знакомы. Однако на тех же допросах в 1921 г. Яков Александрович совместно с капитаном Б.Н. Войнаховским неожиданно упомянул бывшего Донского атамана, причем в контексте, вызывающем сегодня изумление: среди лиц, якобы разделявших «возвращенческие» настроения (а на самом деле отличавшихся упорной непримиримостью)…
Последнее слово Слащова-Крымского
Еще раз подчеркнем: все эти наблюдения и сопоставления не столько дают ответы на вопросы, сколько побуждают задавать новые, – как и последнее заявление генерала Слащова, преданное гласности уже после его отъезда из Константинополя: «Все предположения, что я еду устраивать заговоры или организовывать тайком всех повстанцев – бессмысленны. Внутри России революция окончена. Единственный способ бороться за наши идеи – это эволюционный путь. На этом нуги стоят и большевики.
Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России. Ныне меня зовут защищать честь России, и я еду выполнять мой долг, считая, что все русские[,] военные – в особенности, должны быть в настоящий момент в России».
Письмо это является поистине пограничным в биографии генерала: каковы бы ни были условия его жизни в эмиграции, сколько бы лишений и несправедливости ни испытывал он там, смелое и честное слово Якова Александровича было свободно. Теперь же все высказанное приходилось тщательно взвешивать, и оттого открытые заявления Слащова-Крымского в этот последний период его биографии то и дело оставляют мучительное ощущение недосказанности.
Что