Господин судебный пристав. Александр Чиненков
тебе от неё надо, недотёпа? – крепко выругавшись, поинтересовался Халилов. – Не пара она тебе, уясни это и уходи.
– Чего это сегодня на вас нашло? – опешил Кузьма. – Чего я сказал такого, что рассердило вас, Сибагат Ибрагимович?
– Не морочь девке голову, вот что, – ответил Халилов, тяжело дыша от раздирающего внутренности гнева. – Вдолби лучше в свою бестолковку, которая головой называется, что она никогда не будет твоей женой. Я всё сказал, проваливай со двора по-доброму.
– Раз так, то никуда я не пойду, – сказал Кузьма решительно и присел на табурет. – Я как раз и собирался поговорить с вами по этому поводу.
– Ошибаешься, разговора у нас «по этому поводу» не получится, – усмехнулся Халилов, успокаиваясь. – Моя племянница выйдет только за того, кто исповедует ислам. Это моё решение, и я никогда не изменю его.
– Почему вы мне отказываете, Сибагат Ибрагимович? – поинтересовался Кузьма.
– Зачем ты спрашиваешь о том, что уже знаешь? – ответил Халилов устало.
– Я хочу услышать более веские причины вашего отказа.
Халилов развёл руками:
– Что ж, изволь. Ты не тот человек, который сможет обеспечить привыкшей к роскоши и богатству татарской девушке достойную жизнь.
– Ваше мнение обо мне неправильное, – нахмурился Кузьма. – Я теперь судебный пристав, принял присягу и…
– Не смеши меня, Кузьма! – разозлился Сибагат Ибрагимович. – Ты всё ещё стоишь сейчас передо мной лишь потому, что я хорошо отношусь к твоим родителям. Пойми, твоего жалкого жалования едва будет хватать, чтобы содержать себя, но никак не жену с детишками.
– Жалование пристава невелико, согласен, – выдавил из себя Кузьма. – Но другие ведь живут и семьи содержат.
– Те, кто семьи содержат, взятки берут, – поддел его с усмешкой Халилов. – Или ты тоже так жить собираешься?
– Не знаю, о ком вы говорите, но я честный человек, а не мздоимец, – сказал раздражённо Кузьма, сжимая кулаки. – Для меня честь превыше всего! Я не какой-нибудь проходимец, а слуга закона, судебный пристав!
Выслушав его, Сибагат Ибрагимович рассмеялся.
– Ну и уморил же ты меня, братец! Надо же, господин судебный пристав! Ты сейчас говорил о себе как о Боге! Все чиновники продажны, поверь мне. Сначала берут мало – сколько дают, а потом аппетиты растут – берут всё больше и больше. Чем дольше служит чиновник, тем больше он берёт. А потом в худшем случае – прямая дорога на каторгу, а в лучшем… В лучшем просто взашей выпрут со службы на улицу. И больше такого сукина сына никуда не возьмут. Такие «счастливчики» или спиваются, или кончают жизнь самоубийством, или всеми презираемые доходят до последнего порога нищеты. До пенсии мало кто дорабатывает…
– Не пойму, почему вы мне всё это говорите, Сибагат Ибрагимович? – растерялся сбитый с толку Кузьма.
– Потому, что у тебя нет будущего, – вздохнул Халилов. – Вот первая причина моего отказа. Вторая – это разные вероисповедания. Ты ведь не согласишься ради Мадины принять ислам?
– Нет,