Нормандский гость. Владимир Москалев
сближения Гуго с империей. И ответил, сразу же расставив фигуры по своим местам:
– Ты – последний, а Гуго дальновиден. Иметь друзей среди наиболее влиятельных членов императорской партии – это ли не ближайший и самый верный путь к престолу?
Людовик вздрогнул, схватил Карла Лотарингского за руку:
– Выходит, дядя, он наш враг?
Улыбнувшись, герцог похлопал его по ладони:
– Никоим образом, мой мальчик. Ни наш, ни Франкского королевства, ибо в этой земле его родовые корни.
– Да, но ведь вы только что сказали… Как же мне вас понять?
– Ты уже понял, что я сказал раньше, повторяться не буду.
– Каков же вывод, дядя? Я спрашиваю вас как человека, не желающего зла. Как мне быть? Пойти по стопам отца и взять силой Лотарингию?
– Тебе это не удастся, никто с тобой не пойдет. Ты слаб, а Оттон силен. Пешке не устоять против слона.
– Но что же делать? Оставаться в своих владениях, отказавшись от замыслов отца, и править, опираясь на знать, как советуют мне, полагаю, мои недруги?
– Это и будет самым мудрым решением, мой юный король. И слова эти, поверь, исходят из уст не льстецов, а преданных тебе людей.
– Я сделаю по-своему и пойду на Оттона, как отец, – упрямо возразил Людовик.
– Глупость никогда не приводила к добру.
– Глупа та птица, которой не мило свое гнездо.
– Наделать ошибок легко, исправить потом трудно.
– Ошибки не будет, и я уничтожу Адальберона! Ведь он искал мира между Франкией и Германией! Как же можно жить в мире с соседом, который отнял родовые земли твоих предков и не хочет отдавать! Искать мира с империей!.. Этот реймский ренегат хочет меня погубить, я вижу это. Но я снесу ему голову вместе с митрой! Однако, чую, одному не под силу будет свалить такого быка. Мне нужен союзник – влиятельный, сильный. Где его взять?
– Далеко ходить не нужно, он совсем рядом.
– Это вы, дядя?
– Это Гуго.
Король нахмурился.
– Снова вы о нем. Впрочем, вы правы. Да так оно и было.
– Значит, ты подчинился ему? Отдал себя под его власть?
– Во всяком случае, попытался это сделать. Я наговорил ему кучу любезностей, припомнив при этом наставления покойного отца. Ненависть к Адальберону всецело завладела мною, и я сказал герцогу, что готов полностью предоставить себя в его распоряжение. Он спросил, что меня тревожит в данный момент, чего я хочу, и от него в частности? И тогда я посвятил его в свои планы, обрисовав Адальберона как самого презренного негодяя, какого когда-либо носила земля. Он всегда помогал Оттону, злейшему врагу франков, переписывался с ним и Аделаидой, а когда герцог едва не разбил Оттона при отступлении от стен Парижа, этот Иуда дал германцу войско, чтобы поддержать его. Воображаете, дядя, до какой степени подлости и вероломства дошел этот имперский лизоблюд! Я сказал Гуго, что мечтаю покарать его.
– Реакцию герцога нетрудно было