Поиск силы. Познавая все грани реальностей. Сергей Лагутин
«мешок», а потом «получая люлей» дома от мамы за долго отстирываемую кофту, когда меня отчитывали за небережливое отношение к вещам.
Но это делалось с такою добротою и доходчивостью, что было не наказанием, а примером бережного отношения к окружающим нас вещам и труду других людей.
Иногда я заходил в небольшие лески ближе к оврагу поесть ежевики, съедобные корни трав или кустарников, другие дикие плоды или ягоды.
Сложнее было с водою.
Ища хоть что-то похожее на родники или свежую дождевую воду в углублениях деревьев или камней, бросал туда ветки с листьями припасаемой черемухи и ждал, пока вода немного продезинфицируется, чтобы попить.
Частенько собирал разные травы, засушивая их дома и настаивая чаи.
В том числе подбирая под себя в случае каких-то болезней.
Видимо, в какой-то из прошлых жизней все же был опыт врачевания теми средствами, что нам дает природа…
А звук отцовского мотоцикла, когда батя выезжал за мною, а я сразу выходил на ближайшую дорогу или поляну!
Ведь не было ни сотовых телефонов, ни еще каких-то средств связи.
И этот добрый взгляд, когда отец смотрел на меня, девятилетнего пацана в люльке мотоцикла по дороге домой, уплетающего за обе щеки свежий батон или ванильные пряники, запивая все это молоком.
Потому что он тоже умел радоваться – тому что сын опять нашелся «сам» и его не пришлось искать по всему поселку или близлежащим лесам.
Ведь я всегда говорил, в каком направлении я буду!
Тому, как я жадно ел еду, заботливо каждый раз привозимую им с собою. Или моим радостным рассказам, какую живность я видел сегодня.
А его слова одобрения, когда я с довольным видом забрасывал с собою пакет с недавно пойманной рыбою.
Ведь я был добытчиком!
С мамою было немного «сложнее», потому что она всегда просила точно сказать, где я буду, и когда вернусь домой.
Но если мама забывала или не успевала взять с меня слово гулять во дворе, я отрывался на всю катушку, бросая в кастрюлю на костре найденные с ребятами на стрельбище боевые патроны и прыгая от счастья, когда та взлетала в воздух с очередным пулевым отверстием.
С животным страхом полз на животе к берегу по расходившемуся льду Иртыша, плавал на льдинах на озере, тонул, горел, распарывал себе живот толстыми гвоздями, сорвавшись с забора.
Из последних сил доходил домой, волоча ногу, после дворовой игры в хоккей и последующей драки, в которой клюшку сломали о мое колено, отчего к вечеру оно сначала посинело, а потом побагровело.
Каждый раз, сам обрабатывая раны, штопая одежду, пока родителей не было дома, суша в подъезде зимнее пальто и остальную одежду, когда я чуть не утонул в незакрытом уличном колодце, провалившись сквозь тонкий осенний лед.
Потому что они всегда работали, с детства показывая нам своим трудолюбием, что очень важно нести ответственность за свою семью и своих детей.
И так не хотелось их расстраивать.
Но в целом это было обычное беззаботное советское детство, когда дети