Кочевники неба. Вадим Калашов
крушта, ежедневного послушания. Кто мечтает о громкой славе, вряд ли вернётся из своего Миртару. Истинный путь небесного кочевника – это просто жить, заботясь о своих близких. Лишь повзрослев, кто-то из вас поймёт, что в простой жизни обыкновенного общинника, без крикливых подвигов, но и без постыдных поступков, намного больше смысла.
– Лучше уж на всю жизнь остаться ребёнком, чем обрести такую мудрость! – ворчал себе под нос каждый раз Варэк после подобных нравоучений.
И, стоило Мудрейшему отвернуться, злобно пинал панцирь опостылевшего крушта.
Только когда Король Небес пролетал над большим водоёмом, Варэк забывал, что ненавидит его.
Уже пятый час он, вместе со всеми членами общины старше двенадцати лет, стоял на сетях. Работа была тяжёлой (дары озера так и норовили выскользнуть из рук), неприятной (рыбный дух стоял такой, что самого большого рыбоеда начало бы подташнивать), и монотонной (забросил сеть, вытащил сеть, а дальше – оглушай рыбину, да бросай раздельщику). И только такого эстета, как Лилле, могла радовать в такие моменты красота Блестящего Озера – духи этой воды презрели обычай быть невидимками, они заставили ярко гореть всю поверхность озера и чешую каждой рыбы.
И только мысль о том, что последует дальше, помогала пережить все тяготы. Крестьянин в засуху так не ждёт дождя, как Варэк – часа, когда крушт начнёт покачиваться, давая тем сигнал к прекращению рыбной ловли.
Пока одни общинники убирали сети и последнюю разделанную рыбу, другие проверяли, надёжно ли задраены двери Квартириуса, где недовольная малышня тщетно требовала принять участие в намечающемся веселье.
И вот он – долгожданный момент. Крушт раскачивается всё сильней и сильней, а потом происходит то, что способно примирить на один вечер даже такого парня, как Варэк Непоседа, с дорогой небесного кочевника.
Сколько ни готовься к нырку, всё равно в рот да попадёт немного воды. Сколько ни настраивайся, всё равно погружение застанет врасплох. Сколько ни вспоминай предыдущие купания с круштом, как тебе было тогда хорошо, холодные брызги заставят вжаться в панцирь, вцепиться в ремни и пожелать, чтобы ничего не происходило. А потом, греясь с другом возле сопл, лениво считая звёзды и болтая ни о чём, лишь смеёшься внутри над этим сиюминутным желанием. И не знаешь, что было лучше: оглушающий всплеск или подводная тишь; ужас и восторг, слившиеся воедино в первую секунду смены стихий, или блаженство, растекающееся по мышцам в последующие, когда тело теряет вес, а кожа словно перестаёт существовать.
А может, вся соль во внезапно подступающем страхе, что сейчас воздух в лёгких закончится, и облегчении, когда крушт успевает вынырнуть? Не в погружении в чужую стихию, а в радости освобождения из неё? Не окунуться в воду с головой, а, вцепившись до боли в ремни, с радостным визгом подставлять тело её потокам, стекающим с хитинового панциря – не это ли истинное блаженство?
Варэк не знал ответа, но был точно уверен, что самостоятельное купание в горячих источниках