Приключения Буратино. Сборник. Алексей Брусницын
сказал:
– Эти греческие завывания все же лучше обезьяньего концерта… А ну, Агриппа, давай нашу!
Один из телохранителей Гнея запел голосом абсолютно не подходящим к его брутальной внешности. Но этот бархатный баритон был достоин гораздо лучшего применения: немузыкальная, заунывная песня мало чем отличалась от греческой… Однако присутствующие оценили ее гораздо выше, видимо, находясь под влиянием статуса нации-гегемона.
Урсус было подумал, что его знакомство с древним песенным творчеством на сей раз окончено, но тут раздались звуки, которые, должно быть, издает медведь, которого охотники пробудили от зимней спячки. Это Хаган решил усладить слух присутствующих музыкой своей суровой Родины. Его голос, который при разговоре имел довольно приятный тембр, во время пения вдруг стал резким и противным. Кидать объедками в него побоялись, поэтому роль укротителя этой иерихонской трубы пришлось взять на себя ланисте. Он громко захлопал в ладоши и закричал:
– Хаган! Хаган! Друг мой, прошу тебя, перестань! Исполнишь эту песнь на моих похоронах, и тогда я, без сомнения, восстану.
Хаган обиженно замолчал, но уже в следующий момент с хищным видом принялся глодать огромный мосел, нисколько не переживая по поводу своего музыкального фиаско. Все прочие тоже вернулись к трапезе и негромким разговорам с соседями.
И вдруг на фоне монотонного говора и стука посуды раздались торжественные слова «Интернационала». Антон Сергеевич никогда не умел и не любил петь. Но тут он ощутил непреодолимое желание выразить свои чувства через песню. Может быть для того, чтобы поддержать своего собрата по оружию, с которым завтра придется сцепиться не на жизнь, а на смерть. А может, для самого себя…
Нет, он не запел как Электроник голосом Робертино Лорети. Урсус пел своим голосом, но звук лился мощно и свободно, как никогда. Он слышал, что голос певца должен идти не из горла, а из груди, но никогда не понимал, как это возможно. А теперь чувствовал, как звук рождается и резонирует в грудной клетке.
Он выбрал «Интернационал», потому что эта песня из-за слов о рабах и последнем бое как нельзя лучше подходила к случаю. А еще потому, что это была одна из немногих песен, слова которых он знал от начала до конца. С детства. С детского сада, со школы, со студенчества…
На слушателей песня произвела сильнейшее впечатление, все затихли и обратились в слух. Это был фурор. Люди слушали слова на не существующем еще языке, и понимали их душой. Когда Урсус умолк, слышен стал звон ночных цикад. Потом Берцеллиус спросил:
– Про что песня, Урсус?
– Тебе лучше не знать, – последовал ответ.
Когда после бурного восхищения музыкой будущего пирушка вернулась в обычное русло, Хаган спросил Урсуса:
– А нам ты расскажешь про что песня?
– Конечно, друг мой. Она про нас.
И Урсус неожиданно для себя легко перевел «Интернационал» на латинский, кое-где даже в рифму. Все сидящие за столом для гладиаторов