Остановка_Любовь. Наталья Гаврюшова
же попробовать стать друзьями, негласно, конечно. И бирюзовая стрекоза это почувствует, считает это как – то с пространства, только виду не покажет. Почему? Да, потому что некогда ей распыляться на то, что от нее не зависит. В природе все и всё так. И в мире людей также, но люди упорно ценой своих прожитых и, порой, несчастливых лет, пытаются доказать во чтобы то ни стало, что они главные. Главнее всех законов природы, всех закономерностей земного пространства, всего того, что за пределами человеческого понимания. Какое – то влияние желают оказать, подчинить хоть малую часть окружающего, залить свое многогранное человеческое восприятие в форму умерщвленного очередного лекала. Людям нужен стабильный жизненный портрет действительности, а бирюзовой стрекозе нет. Мир един, подходы разные. Кто наделен речью, тот в возможностях вроде бы, как и больше, но в жизни чаще наоборот. Стрекоза получается в более выигрышном положении так, как конкретно отвечает за себя во вверенном ей пространстве, без речи с ее возможностями, счастливо парит, дарит радость, полезность себе и миру, к людям свой стрекозий нос не сует и все. А люди почему – то чаще стараются ответить за других, чем за себя и даже метафорически бирюзовой стрекозой не думают в сторону своей уникальности и самоценности. Некогда им! Дела других не ждут! Жизнь коротка и на личные подвиги для себя места всем хватить не может! Хотя в природно – мировом пространстве давно отведена каждому индивиду своя ниша, как и бирюзовой стрекозе! Мда… До свидания, воздушно – крылатая красавица! Ты мне очень нравишься, пускай без речи. Но ты всегда говоришь мне больше, чем кто – либо из людей. До встречи, милое летящее создание!..»
Егор сидел на старом деревянном стуле, смотрел в окно и размышлял, благодаря подаренной ему природой огромной человеческой возможности – мыслить внутри себя речью. Очень часто здоровые люди давно не считают это шикарным подарком, а полагают, что это приданное к тому высокому званию «Человека», которое просто есть, как само собой разумеющееся, как знак отличия от животного мира. Но Егор так не думал ни разу. Для него, его внутренние диалоги, были, как та бирюзовая стрекоза, такие же яркие, живые и искренние. Его внутренняя речь его вдохновляла, придавал сил, и дарила новые возможности вывода себя наружу, во внешний мир, в свет.
Егор с раннего детства хотел стать писателем. Он мечтал о том, как он Егор Никитин, держит в руке карандаш, ручку – без разницы, у него куча листиков с пометками, с вычеркиваниями. Он на бумаге видит свой размашистый мелко – зернистый почерк, моментами такой клубкообразный, что даже он сам, Егор Никитин, иногда не может разобрать то, что пишет. Но это все приносит ему необыкновенное удовольствие, тайную причастность к литературным кладовым, изобилие радости и да, бирюзовое стрекозье настроение. Егор всегда думал так, что писатель – это, прежде всего очень чуткий человек, неравнодушно – цепкий ко всему, что происходит с ним и вокруг него, с огромной жаждой познания жизненного пространства и бесконечной любовью ко всему живому. Для него писатель всегда, это такое, вот как глубоко внутри, оно просто есть, оно и есть ты, ты и есть оно. Это призвание, долг души, честь рода, поклонение тем местам, где ты вырос. Это почти, как огромная бирюзовая жирная стрекоза, которая по праву хороша только тем, что она – это она.
– Егор, ты опять уставился в окно? И снова на этом старом дурацком деревянном стуле? Неужели мебели другой в доме нет? Что за ребенок такой? Все переиначит и сделает наоборот! Господи, Егор, да отвлекись ты! – гневно крикнула Елена Сергеевна, мама Егора. И не остановившись на этом, продолжила дальше личностно небезопасно сотрясать, как внешнее, так и внутренне пространство, прежде всего у себя в голове. Это было для нее нормально, так как она сразу чувствовала свою материнскую значимость. В дело пошли любимые выражения Елены Сергеевны.
– Егор, вот ты вроде нормальный, а вроде, как и идиот, порой. Вроде не дурак, а как придурок, какой – то! Бобыль тридцатилетний!! Когда женишься уже, да работу нормальную найдешь? Господи! Да что же это такое?! Помилуй, Христа ради! Все в окно глядит, да записульки свои пишет! Работать тебе надо! Понимаешь? А не в окно смотреть? Да жениться тоже! Кого своей мужицкой писаниной удивить хочешь? Да таких, как ты, оседлых женихов бобыляк от зарплаты к зарплате на материнской шее с вот этими кривыми записочками, вагон и маленькая тележка! Что за наказание матери? Мордой своей бабьей, что ли не вышла?
И здесь начиналось то коронное разворачивание матерью Егора, того ключевого момента всей ситуации, который однозначно и победоносно провозглашал ее родительскую востребованность в жизни сына! Елена Сергеевна демонстративно, натянуто вальяжно, артистически виртуозно и громко пускала слезу. Говоря проще, впадала в дикую истерику, от которой сама еле в себя приходила. А накрутить себя она могла легко и непринужденно, не говоря о тех, кто, к сожалению, поддавался на ее провокативные формы общения. Так сложилось, что Елена Сергеевна по профессии, была не до конца выученным бухгалтером, но это ее не смущало при работе с цифрами на производстве, зато в семейной жизни, она неосознанно старалась этот момент «доученности» себе компенсировать. Тотальный контроль любимых мужчин – было неоспоримым кредо ее женской успешности.
Егор, как истинный сын, своей эмоционально – неустойчивой