Грядущая буря. Роберт Джордан
обратно через лужайку. Поразмыслив, она пришла к выводу, что мокроземцы обладают одной неотъемлемой чертой: они любят ныть и жаловаться. В первые месяцы, проведенные в мокрых землях, она считала это свойство постыдным. Неужели караульного не волновало, что, выказав свою слабость, он теряет лицо перед напарником?
Все мокроземцы были такими, даже Илэйн. Она только и говорила о том, что у нее болит, как ей плохо и как вообще ей трудно переносить беременность, – можно подумать, помирать собралась! Но если жаловалась даже Илэйн, то Авиенда отказывалась считать жалобы проявлением слабости. Ее первая сестра не станет навлекать на себя позор.
Значит, в подобном поведении должна быть какая-то скрытая честь. Возможно, выказывая слабость перед своими товарищами, мокроземцы выражали тем самым дружескую привязанность и доверие. Если друг знает твои слабости, это дает ему преимущество, когда вместе с ним ты станешь танцевать с копьями. Или, возможно, жалобы были для мокроземцев проявлением смирения – наподобие того, как гай’шайн обретали честь в покорности.
Она спрашивала Илэйн о своих предположениях, но в ответ та от души рассмеялась. Может, это черта общества мокроземцев, которую нельзя обсуждать с чужестранцами? Или Илэйн смеялась потому, что Авиенда догадалась о том, чего не должна была узнать?
Так или иначе, это было способом проявить честь, что вполне устраивало Авиенду. Если бы ее собственные затруднения с Хранительницами Мудрости разрешались так же просто! Понятно, когда мокроземцы поступают странно и неестественно – от них иного и не ждешь. Но как быть, коли необъяснимо ведут себя Хранительницы Мудрости?
Авиенда начинала злиться – не на Хранительниц Мудрости, а на себя. Она – сильная и смелая. Не такая смелая, как другие, конечно, – о том, чтобы быть такой же бесстрашной, как Илэйн, ей оставалось лишь мечтать. И все же мало нашлось бы ситуаций, с которыми Авиенда не сумела бы справиться с помощью копий, Единой Силы или своего ума. Однако ей никак не удавалось разобраться в своем нынешнем затруднительном положении.
Она дошла до другого края лагеря и положила камень, затем отряхнула руки. Девы стояли задумчиво, застыв без движения. Авиенда перешла к другой куче и выбрала продолговатый камень с зазубренным краем. Он был в три ладони шириной, и из-за гладкой поверхности едва не выскальзывал из пальцев. Девушке пришлось несколько раз перехватить обломок скалы, пока наконец не удалось ухватить его поудобнее. Она направилась обратно к особняку – мимо салдэйских шатров по истоптанной зимней траве.
Илэйн сказала бы, что Авиенда недостаточно хорошо обдумала проблему. Когда другие люди нервничали, Илэйн оставалась спокойной и рассудительной. Порой Авиенду раздражало, как много ее первая сестра любила говорить перед тем, как что-то сделать. «Мне нужно быть такой, как она. Нужно помнить, что я больше не Дева Копья. Я не могу бросаться в бой, подняв оружие повыше».
Ей нужно подходить к проблемам так, как это делала Илэйн. Только так Авиенда сумеет вновь обрести свою честь, и только тогда