Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле. Мария Федоровна Мейендорф
косточек; сушили и яблоки. Вот эти конфеты мы и везли в Петербург. Хватало на весь год, и на гостей и на нас. Избыток сушеных вишен даже продавали в магазины.
Так проходили годы. Но те, кто будет читать мои воспоминания, не должны думать, что образ жизни нашей семьи был типичен для тогдашнего петербургского общества. Когда мы уезжали из Одессы (а там мы тоже жили не как все: зиму и лето за восемь верст от города), одна знакомая сказала: «Вот Мейендорфы уедут в Петербург и совсем переменятся», на что другая ответила: «Они скорее Петербург переменят, чем Петербург их». Мне кажется, Петербург нас не переменил.
Однажды старший брат Юрий с двоюродным братом Юркой Олсуфьевым35 (сыном дяди Александра) устроили грандиозный пикник на какой-то далекий остров. Устроили по-демократически: каждый участник внес по два рубля. Был нанят пароход с капитаном и командой, насколько помню, за сто рублей. Каждая семья везла свое угощение; взяты были и лакеи с собой. Не обошлось и без анекдота. Наш лакей, доморощенный мужик из села Ягубец, служил лакеем у прежней владелицы имения, княжны Надежды Алексеевны Трубецкой, и, после продажи имения, перешел на службу к нам. У княжны Трубецкой он исполнял роль лакея только во время ее наездов в деревню. Отец мой привез его с собой в Петербург; пришлось ему лишиться усов и отпустить бакенбарды (он насилу согласился), и с виду он стал походить на англичанина. Но хитрость малороссийская в нем осталась своя.
Когда стали съезжаться участники пикника, наш Семен быстро поставил себя во главе привозимых провиантов и разыграл из себя начальника всего предстоящего угощения. Угощение было и обильное и разнообразное. Все удалось на славу. Каково же было наше удивление, когда на следующий день Семен с гордостью подал нам к завтраку не начатый, не разрезанный, нарядный, так называемый «курник», то есть пирог из курицы и риса в форме башни. «Так много было всякой еды, – объяснил он, – я это оставил в стороне и привез домой». Нам ничего не оставалось, как съесть вкусное блюдо. Долго потом мы наводили справки, кто именно привез этот пирог. Оказалось, две участницы пикника, княжны Анюта и Мери Щербатовы, конечно, не заметившие исчезновения своего вклада и встретившие наши извинения громким, добродушным смехом.
Фото 32. Мейендорфы (из обоих семейств) с родственниками на одном из традиционных «субботников», сборище семьи в Петербурге.
На обороте фотографии – оригинальная подпись.
Сидят слева направо в первом ряду: 42 – Ирина?; 41 – Скоропадская; 40 – Ольга Богдановна Мейендорф; 39 – С. М. Раевская; 38 – Елена Богдановна Мейендорф; 37 – Екатерина Федоровна Мейендорф; 36 – Мария Богдановна Мейендорф; 35 – Эльвета Мейендорф; 34 – Софья Богдановна Мейендорф. Во втором ряду: 33 – Мария Лёвшина; 32 – Ольга Федоровна Мейендорф; 31 – Юлия Урусова; 30 – Анна Михайловна Шилова; 29 – Уварова; 28 – кн. А. Гагарина; 27 – Анна Федоровна Мейендорф; 26 – Александра Владимировна Коссиковская; 25 – Варвара Михайловна
Олсуфьев Юрий Александрович (1878, Санкт-Петербург – 1938, Бутовский полигон). Сын графа Александра Васильевича Олсуфьева (1843—1907), помощника начальника императорской главной квартиры и адъютанта Николая II, окончил юридический факультет Петербургского университета. Увлеченно занимался памятниками старины. Член Московского Археологического института, председатель Тульского Общества охраны памятников искусства и старины, член Тульской архивной комиссии. Издал шеститомник «Памятники искусства и старины Тульской губернии» в 1912—1914 гг. С 1917 г, жил в Сергиевом Посаде, был заместителем председателя Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице Сергиевой лавры, главным хранителем ризницы лавры. Был одним из основателей научной реставрации икон, в частности одним из руководителей реставрации рублевской «Троицы». С 1928 г. в Москве работал в московских государственных реставрационных мастерских, а с 1934 г., после закрытия мастерских, возглавил секцию реставрации древнерусской живописи в Третьяковской галерее. Работая в мастерской Грабаря, вместо поступившего приказа уничтожить помог сохранить надвратные иконы кремлевских башен. 24 января 1938 г. был арестован, а 7 марта осужден тройкой при НКВД по Московской области за «распространение антисоветских слухов». Расстрелян 14 марта 1938 г. на Бутовском полигоне.