Уютная голова. Анна Цой
воду и вернул обратно, не забыв тоже откусить.
– Так не вкусно, – хмыкнула она, – предлагаю сегодня совместный ужин.
Она переводила глаза с меня на капитана до того момента, пока последний не поднялся, не дошёл до папы с лицом-кирпичом и не протянул ему руку для рукопожатия, обрисовав собственные действия для моего круглоглазого отца не иначе, как:
– Я прошу дозволения встречаться с вашей дочерью, сенатор Фиджез.
Не успевший помыть второе яблоко папа отрешенно протёр его о футболку на груди и так же задумчиво укусил.
– Дочь, можно я не буду отвечать, потому что я боюсь его серьёзности? – высунулась папина голова из-за спины парня.
Озово выражение лица мне видеть не довелось, но я была уверена, что он даже моргал сейчас нечасто.
– Нельзя, – хихикнула и развалилась на диване я, – ему это точно принципиально важно. Так что давай – выполняй отцовские обязанности.
– Не было в списке отцовских обязанностей ничего про отцовскую же растерянность, – пробурчал папа, а после пожал протянутую ему руку и с широкой улыбкой кивнул, – можно. Эй, а почему без фанфар?
– А мне пожимать ничего не надо? – хихикнула мама.
И кинула в меня очередное немытое яблоко, метясь идеально в руку.
– Я могу переспросить и у вас, – повернул к ней голову капитан.
Мама попыталась ему мило улыбнуться. Оз принял решение отойти от неё подальше.
– Могу я задать пару вопросов? – оперся на стойку рядом с мамой отец, пока Оз всё так же напряженно возвращался ко мне.
Вот на диване он нагло подвинул мои ноги, сел и снова стал тем транспарантом собранности.
– Конечно, сенатор Фиджез, – сбился только после того, как я положила одну ногу ему на колени, а вторую на спинку дивана за его спиной крокодил.
Нет, а чего он меня тут пододвигает?
– Адам, и на ты, – нахмурился папа, – это обязательно – я же называю тебя по имени, – пока мама поправляла растрёпанные волосы на его макушке, – к чему такая строгость? Были прецеденты болезненных отношений с отцом девушки?
Я кивнула, вспомнив историю с Онни. Лежащую на его коленях ногу непреклонно схватили за щиколотку и согнули в колене, убирая от каких-либо прикосновений к нему. Я хмыкнула и подсунула пальцы под его бедро. Стало тепло. На мне сузились серые глаза.
– Да, – процедил Озерфир, – помимо этого, я учитываю вашу неприязнь ко мне.
Папа состроил брови домиком со взглядом на нём, а после на мне.
– Котлеты! – вспомнила мама, – бли-ин. Как я могла забыть?
Она спрыгнула со стойки, держась за папу, и деловито насвистывая, начала шариться по пакетам.
– Неприязнь? – все больше удивлялся папа, – поверь, Оз, я как минимум тебя уважаю за твои действия. Как максимум – ты любимый сын.
Я хрюкнула. Крокодил медленно хлопал ресницами. Папа был счастлив.
– И мой, – улыбнулась парню мама, – и мне плевать, что ты врёшь, что не хочешь есть. Дети должны много и вкусно кушать.
– Ему двадцать один, – напомнил ей папа.
– Это