Встретимся во снах. Ирма Гринёва
не сделал замечание не попавшей в ноты пианистке, а дал отмашку солирующему альтисту начать партию. Царапающие тоскливые ноты, которые извлекал солист из альта, походили больше на апробирование инструмента при настройке, чем на музыку. Гармония появилась, когда тихо вступил оркестр. Но тут что-то не понравилось Теодору. Он остановил музыкантов, сделал кому-то замечание, даже пропел: «Пам, па-ам, па-а-ам».
Какого-то общего впечатления от музыки у Беллы никак не складывалось. Она пыталась зацепиться за красивые гармоничные моменты, но они неизменно и, главное, неожиданно, не логично, прерывались гулкими сфорцато7, столь мощными, будто молотом по голове. В такие моменты Белла чувствовала, как дрожит под ней пол.
Альт то скрипел, как несмазанная дверь, то плакал, то скрежетал камнем по стеклу, то пищал, как потерявшийся котёнок. Пианистка играла, будто, мимо нот или в разных тональностях с оркестром. Играла не только на клавишах, но и вставала с места, чтобы дёрнуть за струны фортепиано. Вы такое когда-нибудь видели?!
Единственный вывод, к которому склонялась Белла, это что музыка деструктивная, и ещё раз она бы слушать её не стала. А потом, вдруг, опять начиналась гармония – грустная, светлая, нежная. Но только Белла чуть-чуть погружалась в музыку, как, вдруг, снова что-то происходило, что выбивало её оттуда.
В этот раз в зале начал трезвонить телефон. (На концертах это случалось не редко. Как ни предупреждай, как ни проси выключить мобильные телефоны, обязательно найдётся тот, кто забудет это сделать. И телефон обязательно зазвонит в самый неподходящий момент!) Теодор остановился, дождался окончания звонка и попытался продолжить репетицию. Но телефон затрезвонил вновь. И тогда он резко развернулся и прямо вперился взглядом в Беллу.
– Это не у меня! – непроизвольно вырвалось у неё оправдание. И, хотя она ни в чём не была виновата, всё равно ей стало стыдно.
Теодор кивнул, мол, знаю, и отдал указание:
– Четыре ряда вверх и влево.
«Ничего себе музыкальный слух!», – подумала Белла, обнаружив трезвонящий телефон на 13-ом ряду под третьим креслом влево от прохода. Она ответила на звонок, и оттуда полился такой поток брани вперемежку с матом, что Белла сначала опешила, а потом рассердилась, и тоже заорала в ответ:
– Если ты сейчас же не заткнёшься, я грохну твой мобильник об пол, а потом выкину осколки в ближайшую сточную канаву!
На той стороне провода замолчали и сердито засопели. То-то!
– Вы, между прочим, срываете репетицию оркестра, – строгим, но уже более спокойным тоном произнесла Белла.
«Ой, репетиция! А я тут разговариваю», – сама себя остановила Белла и посмотрела на сцену. Теодор смотрел прямо на неё и терпеливо дожидался окончания её разговора с хозяином забытого телефона. И не только он, весь оркестр развернулся и наблюдал со сцены на сценку, которая происходила в зрительном зале. И Белла поспешила выйти, чтобы не мешать репетиции.
Нашла администратора зала, отдала ей телефон и вышла на улицу подышать свежим воздухом, в надежде,