Николай Рерих. Запечатлевший тайну. Олег Болдырев
приветствовал идею работы и ее исполнение и предложил Николаю Константиновичу съездить в Москву к великому русскому писателю Л. Н. Толстому, показать картину и получить его благословение. Поездка вскоре состоялась и запомнилась Н. К. Рериху на всю жизнь:
«Только в больших людях может сочетаться такая простота и в то же время несказуемая значительность. Я бы сказал – величие, но такое слово не полюбилось бы самому Толстому, и он, вероятно, оборвал бы его каким-либо суровым замечанием. И против простоты он не воспротивился бы. Только огромный мыслительский и писательский талант и необычайно расширенное сознание могут создать ту убедительность, которая выражалась во всей фигуре, в жестах и словах Толстого. Говорили, что лицо у него было простое. Это неправда, у него было именно значительное русское лицо. Такие лица мне приходилось встречать у старых мудрых крестьян, у староверов, живших далеко от городов. Черты Толстого могли казаться суровыми. Но в них не было напряжения, и само воодушевление его при некоторых темах разговоров не было возбуждением, но наоборот выявлением мощной спокойной мысли. Индии ведомы такие лица.
…Стасов оказался совершенно прав, полагая, что “Гонец” не только будет одобрен, но вызовет необычные замечания. На картине моей гонец в ладье спешил к древнему славянскому поселению с важною вестью о том, что “восстал род на род”. Толстой говорил: “Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований: надо рулить всегда выше – жизнь все равно снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывет”.
Затем Толстой заговорил о народном искусстве, о некоторых картинах из крестьянского быта, как бы желая устремить мое внимание в сторону народа.
“Умейте поболеть с ним”, – такие были напутствия Толстого. Затем началась беседа о музыке. Опять появились парадоксы, но за ними звучала такая любовь к искусству, такое искание правды и забота о народном просвещении, что все эти разнообразные беседы сливались в прекрасную симфонию служения человечеству. Получился целый толстовский день. На другое утро, собираясь обратно в дорогу, Стасов говорил мне: “Ну вот, теперь вы получили настоящее звание художника”».
В том же 1897 году Николаем Константиновичем создается картина «Ведун», удостоенная внимания в популярном в конце XIX художественно-литературном журнале «Всемирная иллюстрация». Изображен на ней старик-волхв, фигура которого как бы вырастала из земли, являясь ее продолжением. Он сосредоточенно прислушивается к звукам окружающего мира, весь образ передает силу и слитость с материальным и нематериальным мирами:
«Сколь бы ни тянулись бесконечные споры, – писали критики, – сколько бы копий ни было преломлено, сколько бы нареканий и обвинений ни обрушивалось на художников в тенденциозности, безыдейности, чрезмерном “искусстве для искусства”, во всех этих разноголосицах единственной,