Отрадное. Владимир Авдошин
там живешь одна? Приезжай ко мне на полный пансион». И она, хроменькая, приехала к нему и вручила деньги за дом своему брату, получив за это комнату вместе с женой его, считай – общежитие. Ни ухода, ни денег, которые он положил на свою книжку.
В размере месяца брато-сестринская любовь испарилась. И она уже в нашей комнате со слезами на глазах всё это нам с матерью рассказывала. И про то, что у хозяина с хозяйкой получилось, и про то, как брат обманул сестру, забрал денежки за дом, а ей вручил койку. А у нее такой дом был! Такой дом! Как выйдешь – сразу речка Каменка. И все-то соседи добрые и услужливые. И чего она польстилась сюда ехать? Не иначе как черт попутал. И место здесь только одно хорошее – у вас, Лида, где я могу всё это рассказать.
А матери очень нравилось, как Мария умеет меленько-меленько шинковать капусту в украинский борщ. Она всё хотела выучиться так же делать – меленько-меленько и аккуратно-аккуратно. Ну а так как сама она здесь была одинока, то и терпела, и слушала разговоры. Может быть, не по своей теме и не по своему возрасту, но раз других нет. И вдруг Мария, принесла совершенно другие разговоры.
Глава 12. Поп
Хозяин, как и каждый глава семьи, не всё ругал свою жену за полдома, который увели из-под её рук, пока он был в тюрьме. Как супруг он откровенничал с ней ночью (когда же ещё), конечно, о том, как он там был, в мордовских лагерях пять лет и как осознал, что вряд ли у него, здорового и крепкого мужика, хватит сил эти пять лет одолеть. Мужчина он был представительный, а других в исполком, где он до тюрьмы работал в политическом отделе, на такие должности и не брали. Потому как нужно много выступать с трибуны, а это далековато от людей и нужно хорошо смотреться. Крупные и характерные всегда хорошо смотрятся.
А там, в тюрьме, казалось бы, да? Он потерялся, скис и не выдержал бы ни за что, если бы не один поп. Он ли к нему стал держаться поближе или поп, видя, что человек расположился к религиозным разговорам, но только они сошлись. И поп внушал и внушал ему, что это всё временно, что это пройдет, что надо укрепить свой дух, и что, наконец, есть другой мир, где другие люди и другие ориентиры.
Первую половину – назидательную – он выслушивал по утрам, когда ходил на арестантскую работу. А вторую – про других людей, про другой мир – любил слушать по вечерам. И тем отвлекся, может быть, даже от своих суицидальных мыслей. Мысль, что есть другие люди, нестяжатели, которые думают о других мирах, так отвлекала его, так успокаивающе действовала на его душу, что он попривык к общению с попом, его словам и оборотам, давно не употребляемым в общественной лексике, а потому, дотянув с его помощью свои пять лет и освободившись, он оставил попу адрес и настойчиво приглашал к себе в гости, если у того будет на то желание и возможности. И называл его исключительно – «мой благодетель». А поп обещал ему приехать и благодарил заранее. И вот теперь, на днях, откровенничал хозяин, пришло ему письмо, что поп, освободившись, направляется в Москву, в патриархию, по делам своего нового назначения и заедет к нему погостить.
– А мне что? Нужно