Время счастья. Александр Жарких
тоже выстрелил ещё раз, и шевеление в животе бедной собаки закончилось навсегда.
Спустя какое-то время стало понятно, что бомж, наверное, уже добрался до заветного ящика с водкой и деньгами, воспользовавшись шансом, который ему предоставила другая случайная «смертница» этого леса.
Но, не тут-то было!
Оказалось, что Николай Николаевич только сделал вид, что ушёл в лес вместе со всеми «охотниками», а сам спрятался за большой берёзой на опушке в прямой видимости от «премиального» ящика. Он почему-то был уверен, что бомж, привыкший к играм в прятки с милицией и другими враждебными обитателями его жизни обязательно прорвётся сквозь строй «охотников»-любителей.
Когда из леса раздались звуки выстрелов и крики, Николай Николаевич было подумал, что его расчёт не оправдался и бомж оказался не таким пронырливым. Но звонок на мобильный от Анатолия Петровича, прекрасно знавшего об «охотничьих» манерах Николая Николаевича, прояснил картину произошедшего в лесу «недоразумения». Анатолий Петрович попросил его оставаться в засаде.
Ну а дальше произошло всё то, что должно было произойти.
Через некое, остывшее для него за предыдущую ночь, время бомж по-заячьи выпрыгнул на опушку леса совсем неподалёку от сидевшего в своей засаде Николая Николаевича. Они разделили это время на двоих. Оглядываясь и пригибаясь, бомж на кураже рванул к спасительному ящику с водкой и деньгами. А из-за большой берёзы уже прицельно выдвинулся ствол Ремингтона. Пуля прострелила бомжу правое лёгкое и предплечье. Он упал, не добежав каких-то сорок метров до ящика. Даже пытался ползти, но вторая пуля попала ему куда-то в район таза, и он завыл от боли.
Николай Николаевич сообщил по телефону Анатолию Петровичу «пренеприятное известие» и попросил всех вернуться к месту сбора.
Виталик с Аркашей вернулись из леса одними из последних. Бомж лежал на боку, задыхаясь и затравленно глядя на свору своих убийц. Струйка крови стекала изо рта с гнилыми зубами, а руки зажимали рану в паху. Аркаша опять стоял с открытым ртом и страдающим выражением лица. Павлика трясло и рвало неподалёку.
Виталик, споткнувшись о какую-то корягу, подошёл близко к скорчившемуся бомжу. И он увидел то, что хотел: у бомжа были те же глаза, что и у оставшейся в лесу собаки. Измученно-покорные… глаза умирающего ребёнка.
– Сс-у-ки-и! С-у-ки-и… Ну да-а-ай! Дай! – прохрипел бомж последнее желание. – Ну, дай водки!..
– Тебе, пожалуй, хватит уже! – Спокойно сказал Пашкевич. – Так, все пришли?.. Вижу: все! Пора кончать. Все согласны? Все!..
Ожидавший и уже что-то про себя решивший, Николай Николаевич неожиданно подошёл к Аркаше и попросил дать ему Зауэр: – Заряжен? – Аркаша молча кивнул и выпустил из рук ружьё. Николай Николаевич подошёл к бомжу и выстрелил всей жестокой зауэровской дробью ему прямо в голову, превращая того в кусок хлипкой скоропортящейся человечины.
Бомж дёрнулся всем телом, и отпустил свою неудавшуюся жизнь, уже не держась за неё нелепым вопросом: – За что?
– А