Краски серых переулков. Aledrova A.
сидя на полу у кофейного столика, перебирал струны на гитаре.
Никто на меня внимания не обратил. Все были заняты гитаристом, затянувшим костровую «Батарейку».
Под завывающий голос певуна я плеснул воды из кувшина до краев широкой чашки, откопанной в хламовнике у раковины. Но, понимая, что чашка не спасет от похмелья, отливаю воду обратно в кувшин.
Вернувшись в комнату, застаю Вадика повернутым на кровати к выходу. Друг отрывает голову с рук и переводит на меня измотанные выразительные глаза. Молит воды.
Вырвав кувшин из рук, жадными глотками осушает его до дна, а после подает обратно, едва не уронив, и вновь обрушивается поперек кровати.
Видно, стало легче.
– Зачем я столько выпил? Подохну же, даже внуков маме не наплодив, – жалобный голос Вадика так и подбивает сказать колкость. Но, взглянув в его чуть приоткрытые, блуждающие по стенам глаза, откладываю это на потом.
– Потому что живешь по принципу «предлагают – пей», вот и хлебаешь, как в три рта, – друг слабо усмехается.
– Нихрена не помню. По башке как обухом влепили, – привстает и садится, облокачиваясь о спинку кровати. – Что я делал?
– Хочешь услышать о своих подвигах? Во всех подробностях? – не без иронии утыкаюсь взглядом в жалобные глаза друга, которому бывало совестно узнавать о пьяных проделках. Вадик тяжело обрушивает голову на грудь и медленно возвращает ее обратно в знак согласия. – Отключился на диване и уснул, силенок не хватило на что-то стоящее.
Облегченный выдох, и тело Вадима обмякло на подушке в нескрываемом блаженстве.
– А я-то думал… – то ли с нотками сожаления, то ли облегчения проговорил он, но не докончил. Выжидая продолжения, оборачиваюсь к другу, который задремал прямо посреди предложения.
Идеальный собеседник.
Решаю оставить его одного и плетусь на кухню, надеясь застать ностальгические песни.
Две брюнетки, положившие головы на колени дремлющим парням, изредка зевая, слушали гитариста. На этот раз тот запевал «Вахтеров».
Заметив меня, облокотившегося о кухонный косяк, гитарист подмигнул и указал на место около своих слушателей. Беспрекословно присаживаюсь на диван и откидываюсь на спинку, чему порадовалось тело после сна в ванной. Тихий голос музыканта, отсутствие лишнего шума и избытка толпы убаюкивают недавно бунтовавшее сознание, и я закрываю сухие глаза.
– Юрок, ты чего это? – раздается над ухом, выводя из дремоты. Нехотя встречаюсь с нависшим лицом Ромы и поглядываю за его спину. Гитарист и все слушатели пали, побежденные сном. – Спишь?
– Нет, стихи читаю, – оценив плохо сказанную шутку, именинник заливается низким смехом и будит гитариста.
– Пашка, ты просто нечто, – обращается к только что проснувшемуся певцу, – брат, спасибо. Такие люди нужны на утро!
Наблюдая исподлобья за Ромой, примечаю, что тот ведет себя иначе, чем днем. До меня ни разу не докопался, держал себя со всеми дружелюбно и даже спрятал корону, которая, по былым воспоминаниям, иногда царапала