.
кутала мама после ванной. Почувствовать, как меня обнимают и куда-то ведут. На кухню. Там передо мной оказался чай. Нос пощекотал аромат тёплых трав, и взгляд сфокусировался на бутерброде.
– Поешь, пожалуйста, хотя бы так.
Он бы пожурил за то, что кусочничаю на ночь глядя. И тут же бы сделал себе такой же бутерброд.
Я смотрела на кусок хлеба с колбасой и сыром перед собой, не находя в себе сил и даже малейшего желания к нему притронуться.
– Маша, пожалуйста, хотя бы кусочек… – подруга поставила поближе ко мне тарелку с бутербродом и пододвинула чашку.
Моё внимание переключилось на лёгкий закручивающийся дым от чая.
В голове возник костёр, дым от которого поднимался в чистое звёздное небо.
– Аккуратнее, – его смеющийся голос был так близко.
Обернуться на него и наблюдать, как он длинной палкой вытаскивает из костра запечённую картошку.
– Держи, – спустя пару минут и весёлое перебрасывание картошки из ладони в ладонь, пока она остывает, он протягивает её мне.
Самая вкусная картошка. Дело в костре? В звёздном небе над головами или в человеке рядом?
Чай начал остывать, дымка уже не закручивалась, ровная гладь напитка в кружке отражала лампу над головой.
Капля слезы нарушила покой в чашке и в моей голове.
Оказывается, можно долго плакать.
Очень долго.
Кажется, часы перевалили за полночь и чай уже был холодным, когда я смогла ещё раз немного успокоиться, и даже откусить этот бутерброд, сделав пару глотков холодного напитка.
Затем попробовать умыться, в итоге вновь умыться слезами и оказаться уже в постели.
Холодной.
Где рядом стояли наши фотографии с того похода и с вечера, на котором мы и познакомились. Фотографии, где мы были рядом, а он был живым.
И теперь мне нужно как-то уснуть в этой постели, рядом с которой стоит столько вещей, что буквально кричат о нём.
Подруга была рядом, она поглаживала меня по голове, пока я засыпала.
Он приходил ко мне. Во сне. Не помню, говорил ли он что-то. Но помню, что я просила его не оставлять меня и вернуться ко мне, или забрать меня с собой, но не оставлять меня одну!
Но я проснулась.
В этой всё ещё холодной постели с мокрой от моих слёз подушкой.
Подруга спала на диване неподалёку.
Часы показывали раннее утро, а моё состояние показывало мне, что дальше пытаться уснуть бессмысленно.
В целом внутри мне всё подсказывало, что делать что-либо дальше бессмысленно.
Но я же обещала ему.
Умыться. Вначале снова слезами, затем уже водой. Не смотреть на своё отражение. Наверное, старая примета, по которой нужно завешивать зеркала после ухода близкого, вовсе не про то, что покойник не увидит своего отражения, а про то, что живым тоже не хочется на себя смотреть.
Выйти на кухню.
Поймать надежду, что он там встретит меня, улыбающийся и готовящий яичницы