Золотой тупик II – III. Игорь Иванович Бахтин
посчитают нужным, а взбрыкнёшься – выгонят в три шеи. По поводу революций. Французский народ тюрьму штурмовал, победил и танцевал на её развалинах. Танцевали, танцевали, а после подвинули народ ростовщики, лавочники, олигархи и аристократы. И, наконец, последнее. Россия, дедушка, страна берёзовая, домотканая, лапотная, сдобренная советским строем, нам к капитализму трудно будет привыкать. Там на Западе тыщу лет уже при нём живут, зубами поскрипывая, приспособились. Но, в принципе, настрой ваш мне нравиться, он положительный и оптимистичный. Но не обольщайтесь, дедуля, это всего лишь передышка. Пояса придётся затягивать всем. Один поэт замечательно сказал: «Уважаемые потомки! Не спешите выбрасывать котомки».
Старик крякнул и задумчиво почесал затылок.
– Ну, а вы, дорогой аксакал, вам как живётся? – обратился Эдди к узбеку.
Узбек улыбнулся частоколом прореженных золотыми вставками ртом
– Хлопка – карашо, верблюд – карашо, чай – карашо, сахар – плоха.
Эдди перевёл попутчикам:
– Перевожу на общедоступный русский. Уважаемый старец доволен жизнью, только не радуют его перебои с поставками сахара, но с сахаром не очень сейчас во всей стране. Так что, господин спикер, прошу прощения, товарищ спикер, налицо, как видим, оптимизм народа в пику вашему нигилизму и озлоблению.
Мрачный закричал, обращаясь к старику и испугавшемуся узбеку:
– Товарищи! Вы понимаете, что вы тут наговорили? Вы жили, как у Христа за пазухой! Нас хотят сделать рабами. За что боролись? Весь мир смеётся над нами, порядка нет. Придёт время всем воздастся за такие вот разговорчики. Это я вам говорю, майор запаса Уткин, тёртый калач.
– Об меня зубы сломаешь, говорил тёртый калач, когда прошёл год с того дня, как его испекли, – буднично произнёс Эдди, заставив беспалого старика откровенно рассмеяться.
Майор смотрел на него, усиленно моргая глазами, а Эдди, как ни в чём ни бывало, продолжил, не дав ему опомниться:
– У Христа за пазухой тепло зимой, но жарко летом. Скажите, товарищ Уткин, вам не хотелось бы пожить ещё лет двадцать-тридцать, посмотреть, как там дальше жизнь сложится? Я знаю, хотели бы! И мы все хотим. Вы проиграли, но жизнь от этого не остановилась ни для вас, ни для других людей, а все эти ваши, так сказать, утиные истории о старых добрых временах яйца не стоят выеденного… утиного. Живите, товарищ Уткин, сейчас, завтра может не наступить, жизнь такая штука коварная! Крякал, крякал и вдруг – бемс! И «крякнул».
Так и найдя ответа на колкость Эдди, Уткин угрюмо ответил:
– Наступит, наступит светлое завтра. Мне такая жизнь, не подходит, всё не по-людски. Взять хотя бы газеты. Противно читать, понимаш, учат разврату, насилию и спекуляции. Оно понятно за такие статейки писаки деньгу лопатой гребут, продались, понимаш ли, лапшу на уши народу мечут.
Уткин сделал паузу, и не расшифровав, кому продались продажные писаки, распаляясь, продолжил:
– Раньше газета клеймила всю эту мразь