Наследник сказочника. Лариса Петровичева
и выкрикивая имя дочери, то бабушка бросилась к колонке с ведром для воды.
– Не ори, дура! – рявкнула она, и Соловьева замерла, глядя на нее мутными серыми глазами. Взгляд был беспомощным и немым. – Молчи!
В ведро ударила тугая струя воды. Павел и Лена тогда сидели на скамье у забора – и он запомнил тяжелую бабушкину фигуру, которая согнулась над водой: бабушка всматривалась куда-то очень глубоко, туда, где по траве катились красные яблоки, и сухие желтоватые пальцы покойницы скручивали нить в клубок. Наконец, бабушка выпрямилась, отерла пот со лба и тяжелым, неживым голосом сказала:
– У Кольки-дурака. Еще не сделал ничего, беги. Она там.
Соловьева с воем подхватилась в сторону дома, в котором жил со своей матерью Колька-дурачок, местный юродивый. Вместе с ней бросились подоспевшие соседки, и Кольку потом били – с той жестокостью, которая бывает лишь в деревнях.
Потом у бабушки был гипертонический криз. А зимой она умерла от обширного инсульта, и Павел больше не приезжал в Первомайский.
Он забыл обо всем, словно кто-то набросил платок на его воспоминания, скрывая их до поры до времени. Были другие дела: школа, школьные друзья и подруги, учителя, сдача экзаменов и поступление в универ, мама и ее Герхард. Павел не вспоминал о бабушке, отодвинув все куда-то за край жизни, туда, куда уходят мечты и детские игрушки.
А теперь вот вспомнил.
– Она же нашла Катюшу, – неуверенно сказала Мышка, словно не знала, как говорить с Павлом, который должен был все знать и помнить. – Ты разве забыл? Колька-дурак ее украл. А баб-Катя нашла.
– Я помню, – ответил Павел. – Да. Большой поросенок-то у вас?
Мышка улыбнулась – Павел ощутил ее искреннюю радость от того, что теперь можно говорить о простых вещах, вроде свиней и хозяйства. О нормальных вещах, а не о женщине, которая видит пропавшего ребенка, глядя в ведро с водой из колонки.
– Мелкий пока, но вырастет. За яйцами к нам заходи, за молоком, за творогом. Мамка недорого продаст. У нас все свежее, молоко мамка не разбавляет.
Павел кивнул, и они попрощались.
Дома он приготовил нехитрый поздний обед или ранний ужин. Телевизора не было, но и не беда: Павел привез с собой ноутбук, в который закачал фильмы, сериалы и книги, так что проблем с развлечениями не было.
Комнат в доме было три: одну Павел занимал, когда приезжал к бабушке, вторая была проходной, соединявшей две части дома – там на кровати устраивалась бабушка, когда появлялись гости: для них отводили третью комнату, большую, которую в поселке называли “зал”. Павел положил на тарелку макароны, открыл банку кильки в томате и, пройдя в зал, остановился у фотографий.
Они занимали всю стену. Вот еще дореволюционные, желтые, с его предками – бабушка когда-то рассказывала, кто есть кто, но Павел успел все забыть. Как, например, зовут этого важного господина с густой бородой и крючковатым носом? Поди теперь знай, спросить не у кого.
Вот бабушка и дедушка Витя, Виктор Николаевич – он умер вскоре после того, как родилась мама. Умер, как