Французское наследство. Елена Дорош
приказал себе высморкаться в платочек и заняться насущными проблемами.
А глупости засунуть в… самую глубину мозга.
Впрочем, время от времени Савва вспоминал серо-зеленые, изменчивые, как невская вода, глаза и задумывался, почему девица Шум не выходит у него из головы. Вернее, она-то выходит, вот только он не отпускает.
С чего бы это?
Впрочем, любовь – штука экзистенциальная, логике не поддающаяся, а потому торопиться с выводами не стоило.
Взять хотя бы Кривошеева. Его друг, выросший в местах, которые в народе принято называть «не столь отдаленными», в семье поселенца-«химика», и с детства окруженный теми, кто «откинулся с крытой», всех женщин называл одинаково – «дырками». Относился тоже соответственно.
Но однажды в поселке появилась девушка Лиза, переехавшая жить к папаше, старому ворюге. Родителя она не то чтобы сильно любила, но жалела. Мать с отцом давно развелась, жила неплохо, к тому же на берегу теплого моря, да и с Лизой они ладили. Но когда узнала, что бывший муж непутевый один загибается, отговаривать дочь не стала. Надо, значит, надо.
И тут Кривошеева настигла заслуженная кара за циничное отношение к женщинам.
Увидев Лизу, назвать ее «дыркой» он не смог. Зато выпучил глаза и проглотил язык. Так без языка и ходил до того дня, когда пришлось уезжать в армию.
Уже на вокзале увидел ее с подругой и рванулся в последнем отчаянном порыве.
– Люблю тебя. Дождись, – сумел выдавить он, глядя на девушку больными глазами.
Лиза ничего не ответила. Кивнула, и все.
С тех пор прошло пятнадцать лет, и все эти годы Серега носился со своей женой, как с хрустальной вазой. Видевшие их вместе изумлялись. Красавец мужик – косая сажень и все такое – и худенькая маленькая женщина. С виду никакая.
Однажды Серега признался Савве:
– Веришь ли, смотрю на нее и аж зажмуриться хочется. Такая красивая, слепит прямо!
Вот ведь как бывает!
Так, может, и с ним такая петрушка вышла?
Савва испугался даже, но, поковырявшись в своих чувствах, удостоверился, что до этого все же не дошло. Наверное, просто жаль девчонку. Увидеть родную бабушку с проломленной головой – зрелище не для слабонервных. Но ничего, она справилась, хоть и кажется хрупкой.
Кроме того, почти наверняка он девице Шум не нужен. Она и забыла о его существовании.
Иначе позвонила бы. Ну, просто узнать, как у него дела, к примеру.
Так вот ты какой, Прованс!
А девица Шум тем временем собиралась в дорогу и не думала о Савве Бехтереве. Вернее – чего уж там, – старалась не думать. Хорошо старалась.
Ей казалось, что получается.
Весь полет от Москвы до Марселя – с пересадкой в Стамбуле – она улыбалась. Немного неприлично, ведь повод для поездки скорбный, к тому же нет уверенности, что бабушка Таняша будет ей рада, но ничего поделать с собой она не могла.
Шутка ли – увидеть Прованс!
Интересно, в начале декабря там в туфлях ходят или все-таки в сапогах?
Оценить прелесть прованской