Имперский сыщик. Аховмедская святыня. Дмитрий Билик
дань, пока могучее государство кочевников не разрушилось изнутри под гнетом внутренних противоречий и ссор.
А если бы Александр Александрович немного интересовался особенностью орков – пусть не их шаманской магией, полностью стреноженной с окружающей мирской сущностью, а телесными свойствами, – то знал бы: нет быстрее бегуна, разве что кроме полулюдей-полуконей с далекого материка Кентрстралия. Но существовали ли последние, а может, то глупые сказки – неизвестно, а вот про кочевников любой, кто раз видел их хотя бы на скором шаге, мог сказать: быстры, черти.
С одной стороны, странно: грузны, огромны, как им бегать? Однако ж вон что. Порой бывало, что и лошадей, отбившихся от стада, пешими догоняли. Пусть скакуны у них, по причине размеров и широкой кости, способной нести на себе больше девятнадцати пудов, менее тихоходны человеческих, но все же.
Вот и Мих, хоть и был не в лучшей форме, даже клял про себя чуть расплывшийся живот, но за всю дорогу не отстал от экипажа. Вспотел как мышь, дышал часто-часто, но сдюжил. А когда ландо наконец остановилось у обширного особняка, глубоко уходящего назад, согнулся пополам, стараясь с непривычки не выплюнуть собственную печенку.
– Силен, ох силен! – восхищенно потирал ладони обер-полицмейстер, спустившись на мостовую. Он повернулся к Константину Никифоровичу, на лице которого была самая кислая мина, и добавил: – Ведь ни разу не отстал. А я уж, как на Ильинку выехали, Климу говорю: «Гони, давай, гони!» А этот не отстал.
Александр Александрович еще немного повосхищался, после чего оправил мундир Миха, затянул ремень, пробормотал нечто несвязное о том, что «можно было и получше одежду найти», и качнул головой в сторону особняка.
Орчук пошел за всеми, смешавшись от внезапных треволнений и невозможности как следует отдышаться. Но уже поздно, дверь открылась, пахнуло роскошью и богатством, и босой Мих вступил совершенно в другой мир.
Высоченные даже для орчука сводчатые потолки невыносимым образом давили сверху; парадные лестницы взметались с двух сторон, а расположенная чуть дальше гостиная, которую Мих назвал не иначе как зала, одновременно восхитила и окончательно растоптала потомка кочевников. Разглядывал он узорные пилястры в виде ангелов, завитушки лепные, которыми все украшено, мраморные полы, холодящие его босые ступни. Глядел и удивлялся.
Вот странно: всего в десяти шагах – улица. Люд там разный, помимо благородных можно и рвань всякую распоследнюю встретить, а тут яркий свечной свет, прислуга одета так, как Мих и желать не мог, простору – аж дышать тяжело, и повсюду взоры, взоры. Смотрят мужчины вместе с дамами, пышно разодетыми, всех фигура орчука ажиотирует. Мих сам смешался. Покраснел, что, впрочем, на его зеленом лице не шибко заметно было, голову опустил и за господами-полицейскими пошел.
– Вот это Телепневы, те самые, что водой управляют, – шептал обер-полицмейстер Меркулову, на ходу кивая встречным. – Большую помощь оказывают Моршану, один из них дюжины пожарных стоит. Сплошь все брандмейстеры,