Смерть Отморозка. Кирилл Шелестов
разросся и теперь насчитывал уже около десяти тысяч жителей, что по французским меркам делало его серьезной административной единицей. Он тянулся вдоль Тарна, километров на пять, выходя на реку древней крепостной стеной, вернее, ее сохранившейся частью.
Через весь его центр проходила широкая полоса парковки для машин, казавшаяся непропорционально огромной для скромных городских размеров. В будни она по большей части пустовала, но по субботам, в рыночный день, здесь в два ряда выстраивались фургоны и прилавки торговцев, покупатели съезжались со всей округи, становилось очень оживленно.
Норов и Анна приехали в начале одиннадцатого; утро вновь выдалось солнечным, день обещал быть теплым, как и накануне. Свободных мест для парковки уже не было ни на стоянках, ни на тротуарах перед домами. Французы обычно не бросают машины, где попало, но рыночные дни составляют исключение, полиция смотрит сквозь пальцы на нарушения.
Зная секреты местных улиц, Норов свернув в проулок, ловко припарковал машину во дворе в двух шагах от рынка, и они с Анной в людском потоке неспешно побрели вдоль рядов. Как ни страшна была угроза пандемии, но французская жизнерадостность брала над ней верх, и атмосфера на рынке царила праздничная. Тут и там активисты раздавали листовки; соседи и знакомые, заметив друг друга, останавливались, целовались и тут же вступали в оживленный разговор, мешая общему движению; их безропотно огибали. Манерные, немолодые гомосексуалисты плыли, держась за руки, бросая высокомерные взгляды на прилавки. Экстравагантные живописные оборванцы курили в сторонке и пили кофе из бумажных стаканчиков, с важностью обсуждая, куда катится мир. Масок не носил никто.
Анна, в больших солнцезащитных очках, с нескрываемым любопытством оглядывалась по сторонам. Повсюду торговали фруктами и овощами, сырами, домашним хлебом, выпечкой, было множество мясных палаток. Между продовольственными прилавками стояли стойки с одеждой, лежали на столах скобяные товары, и рядом – матрасы разных размеров. Большим успехом пользовалась национальная еда: вьетнамская, индонезийская, турецкая, которую готовили тут же и продавали горячей. Пахло пряностями.
–Как много людей! – весело удивлялась Анна. – А это кто – хиппи?
Перед ними неспешно двигалась молодая пара с двумя детьми. Оба были в ярких лохмотьях и сандалиях на босу ногу, их ступни были черными, у парня с головы свисали длинные дреды, женщина была выбрита наголо; руки обоих были покрыты татуировками.
–Наверное, зеленые активисты,– предположил Норов.– У французов не разберешь. Давай их обгоним, а то пахнет от них, как от нестиранных дедушкиных носков. В зеленых мне не нравится, что они – грязнули. Заботятся о всяких там крысах и прочей живности, а на эстетические чувства окружающих им наплевать.
–Но они очень полезные!
–Только уж очень неумные. Идея сохранения природы – правильная, спору нет, но посвящать ей жизнь?… Слишком она растительная, я имею в виду, бездуховная, не требующая размышления. Ты представляешь зеленого с книжкой?