За гранью Разлома. Алиса Мак
улыбнулся, смешно шевельнув усами, и Рада недоверчиво вскинула брови.
– Ты хочешь за стены, – сообщил очевидное Павел Михайлович. – На комбинат не хочешь. Хорошо, будешь обслуживать паром.
– Паром?
Весьма нелепый на взгляд Рады паром, больше похожий на лоскутное одеяло или старый носок, в котором разномастных заплаток стало больше, чем изначального носка, перевозил людей через Каму до комбината и обратно. Как правило, на пароме дежурил кто-нибудь из СОБа, без особых усилий таская туда-обратно непонятно как держащееся на плаву недоразумение с помощью колдовства.
– Я же последний человек в поселении, который для этого подойдёт, – недоверчиво разглядывая безопасника, напомнила ему Рада.
– Возить будет Петровский, – пояснил Павел Михайлович. – Ты будешь его ногами.
Несколько секунд Рада молча рассматривала Старого Пса, пытаясь осмыслить услышанное.
– То есть вы предлагаете мне поменять мою работу на огороде на роль девочки на побегушках при калеке-паромщике? – уточнила она, и лицо безопасника резко утратило всё добродушие.
– Петровский пострадал за нас всех, он заслужил спокойную старость, но всё равно хочет работать. Я нашёл ему работу. Я нашёл тебе работу, за пределами стен, как ты хотела. Будешь бегать между поселением и комбинатом, русалок к нам незаметно не притащишь, всем хорошо. Чего тебе теперь не нравится?
Сказать, что именно ей не нравится теперь, Рада так и не смогла. Предложение казалось ей отвратительно нечестным, особенно после всех выслушанных ею сегодня обвинений в том, что любой нормальный колдун может сделать что угодно быстрее и лучше, чем она. Но где-то там за воротами был лес, и он звал. И на зов безумно хотелось откликнуться. Рада представила, как она, свесив с парома ноги, будет ловить брызги голыми ступнями и наслаждаться чувством свободы, ожидающим её снаружи. Картинка получилась заманчивой.
– Значит, запрет на выход будет снят? – осторожно уточнила она.
– Сначала только на твой маршрут, а там посмотрим, – отозвался Старый Пёс.
Рада неспешно кивнула.
– Значит, сегодня я иду с вами, а завтра – паром, и там я остаюсь, пока Петровскому не надоем? А работать там теперь, получается, только мы будем? Каждый день? А на выходных мне можно будет продолжать работать на огороде?
Предложение казалось всё привлекательнее. И огород, и паром, а там, может, разрешат выходить и делать что-то ещё. Так никто больше не сможет назвать её непутёвой бездельницей. Рада едва сдержала улыбку: что-то во всём этом было не так.
– Не совсем. – Голос Павла Михайловича прозвучал похоронным звоном колокола. – Сегодня тебя с собой никто не возьмёт. Завтра на пароме под присмотром пройдёшь туда-обратно, тебе покажут твою часть работы на комбинате и в поселении, если всё пройдёт хорошо, приступишь послезавтра. График вечером повесим у пристани. С огородом посмотрим. Числиться работающей там ты точно не будешь, но…
– Какая часть работы на комбинате? – дальше этих слов Рада даже не слушала.
– Иногда