Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар. Александр Гельман
война, которая может стать страшной мировой войной; эта война возможна не только и даже не столько по вине Владимира Путина – она возможна прежде всего потому, что ее поддерживают или проявляют равнодушие миллионы российских граждан. По моему ощущению, больше равнодушных, чем активно поддерживающих политику войны. Даже у меня порой возникает мысль – ничего сделать нельзя, это не остановить. Такие мысли и порождают апатию, равнодушие, парализуют активность. Все это надо преодолевать – если вы против войны, не надо молчать, не надо впадать в состояние безверия. Надо дать знать властителям страны, и даже не столько им, сколько другим людям, другим гражданам России, чтобы они видели – неравнодушных становится все больше и больше, чтобы в следующий раз, а может быть, еще в этот раз и они присоединились к нашим голосам, к нашим рукам, поднятым против войны, к нашим ногам, шагающим в колоннах Марша мира! Кто за войну – тот за войну, что делать? Но кто против войны, не должен сидеть дома! Еще есть возможность остановить эту настоящую народную беду!
6 ноября
На смерть Алексея Девотченко
Трудно поверить, что это не убийство.
Трудно допустить, что это не начало нового бандитского способа отмщения за беспощадную справедливую критику правящего режима.
Чтобы устрашить, выбрали самого бесстрашного.
Отныне в России не только поэт больше чем поэт, но и артист больше чем артист.
Господи, помести его душу поближе к себе, он это заслужил.
8 ноября
Из записок верующего атеиста
С академиком Гинзбургом я познакомился благодаря букве «Г», с которой начинаются начертания наших фамилий. Народных депутатов СССР горбачевского созыва в Большом Кремлевском дворце рассадили по алфавиту, в результате мое кресло оказалось между Гинзбургом и Гдляном. Справа Гдлян, слева Гинзбург. С Гдляном у нас сложилось вполне корректное, учтивое добрососедство, если не считать два или три случая, когда он активно пытался мне подсказать, на какую кнопку нажать – за или против. С Виталием Лазаревичем как-то легко, сразу и, как оказалось, надолго, навсегда установились доверительные, дружеские отношения. На чем основывалась эта близость? Думаю, прежде всего на том, что мы оба – евреи и оба были обеспокоены в те годы (конец восьмидесятых – начало девяностых) волной нарастающего публичного, уличного антисемитизма. Мы написали по этому поводу письмо председателю Верховного Совета СССР А. И. Лукьянову, встречались с М. С. Горбачевым, – мы настоятельно просили, можно сказать, требовали, чтобы высшее руководство страны отчетливо во всеуслышание определилось в отношении антисемитизма. Нам обещали, но обещания не выполняли. Мы напоминали о данных обещаниях, нам снова обещали, но так в те годы и не было сделано по этому поводу отчетливого, внятного заявления высшего руководства СССР.
– О, вы явились! – встретил меня однажды утром Виталий Лазаревич. – Вчера вы отсутствовали, и на ваше место присел Андрей Дмитриевич.