Школьный заговор в городе солнца. Евгения Высоковская
Не теряли этот дар лишь маги, отмеченные всеми стрелами стихий, но таких были единицы.
Руководство тюрьмы так и не разобралось, каким образом двоим заключенным удалось преодолеть несколько защитных границ, внутри которых их содержали. Все охранники были на месте, не позволяя магическим барьерам расслабиться ни на минуту. Однако Янус и Гектор миновали несколько слоев, прошли через ветер, сушь, снег, холод. Их дыхательные пути забились пылью, они почти ослепли, их сбивало с ног страшными порывами ветра, конечности были отморожены. Но, полуживые, они как-то добрались до границ, созданных стихиями солнца и огня. Только эти барьеры смогли их остановить. Охранники, которые наконец настигли беглецов, нашли их на самой границе огненной стены. Они увидели обугленные останки одного из заключенных, к которым из последних сил тянулся Янус, лежавший неподалеку. Его больничная одежда вся изорвалась и истлела, кожа была в язвах и страшных ожогах, из карих глаз текли синие слезы, чертя кривые дорожки на лице, покрытом копотью.
– Гектор, Гектор, верный друг мой, – слабым, еле слышным голосом произнес Янус, рука его безвольно упала, и он перестал дышать.
Соратников похоронили на тюремном кладбище в соседних могилах, рядом с другими заключенными, не дождавшимися окончания срока или обреченными на пожизненное заключение и умерших в стенах темницы. Могил здесь было не много.
Возможно, как бы ни были уверены в надежности тюрьмы стихий все живущие в магических мирах, сейчас они вздохнули спокойнее. Да и у охраны словно камень с плеч свалился, потому что за этими преступниками требовалось следить пристальнее всего. В заключении их старались изолировать от остальных узников, чтобы не дай бог смертельный яд их мировоззрений не просочился за пределы камер, не отравил еще чьи-нибудь души и не призвал к новому бунту. Теперь все было кончено.
Дядя Бэррол рассказывал о происшедшем, приукрашивая подробностями, и то и дело промакивал увлажнившиеся глаза носовым платком. Особенно трогательно звучал в его устах момент, когда умирающий Янус тянулся к сгоревшему другу. Кто уж из охранников не выдержал и разнес эту историю, которую потом распространили дальше, а может, так просто рождалась очередная новая легенда, но Гай внимал рассказу с широко раскрытыми глазами, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово. И он безмерно гордился, что дело соратников все же не забыто, что у них есть последователи, и он – один из них.
«На тебя вся надежда, – сказал Бэррол племяннику. – Чтобы все было не зря».
В душе у Гая кипела целая гамма чувств. И гордость за то, что теперь он один из продолжателей важного дела. И страх перед одиночеством, перед самостоятельной работой и трудностями, которые могут возникнуть на пути его команды. И жалость к погибшим заключенным, о которых с таким уважением и почтением отзывался его дядя.
Они все равно никак не могли помочь молодым заговорщикам. Не дотянуться им было из застенков. Но все-таки