Бывший папа. Любовь не лечится. Вероника Лесневская
закрываюсь. Отчетливо помню первые месяцы после потери дочери – тогда Назар в панике затаскал меня по врачам. Лучшие и самые дорогие специалисты в один голос твердили, что у меня послеродовая депрессия и галлюцинации, выписывали транквилизаторы, от которых я медленно превращалась в овощ. Мне ничего не оставалось, как покорно согласиться со всеми вокруг – и замолчать. Лучше хранить переживания глубоко в душе, чем угодить в психиатрическую больницу.
Страх, что мне опять никто не поверит, выставив неадекватной, возвращается.
– Я не сумасшедшая, – испуганно выдыхаю Назару в лицо.
– Я не называл тебя так, – опомнившись, отпускает меня и отодвигается. Обреченно роняет голову, устремив взгляд в пол. – Я тебе не враг, Надя, и мне бы не помешала хотя бы крупица твоего доверия, – шепчет едва различимо.
– Я верю тебе… – касаюсь его опущенного плеча и поспешно уточняю: – как врачу. Просто боюсь, что после случившегося ты передумаешь и не будешь отпускать меня домой к сыну. Хотя ты обещал, Назар! – повышаю голос, призывая его сдержать слово.
– Хм… Наоборот, тебе бы не помешала смена обстановки, – окидывает задумчивым взглядом помещение. – Стены лечебного учреждения давят, палата чужая и некомфортная, а одиночество дает пищу для деструктивных мыслей. Так у нас ничего не выйдет. Для успешного лечения необходимы позитивные эмоции и здоровый фон. Как раз сын может тебе это дать. Я заметил сегодня, как ты оживала и сияла рядом с ним.
Легкая улыбка трогает его жесткие губы, и я не могу не отреагировать – мягко усмехаюсь в ответ, испытывая приятное умиротворение. Назар прав: даже упоминание о ребенке успокаивает и вдохновляет меня, придает сил жить дальше и бороться. В то же время, присутствие его сурового отца вселяет надежду.
Онемевшие пальцы машинально сжимаются на мужском плече, сминают стерильную белую ткань рукава.
Богданов садится вполоборота, накрывает мою руку своей, согревает, хочет сказать что-то еще, но медсестра опять врывается без стука. Мне приходится вспомнить о том, что я здесь пациентка.
Назар уступает ей место, молча наблюдает, как она ставит мне укол, измеряет давление и пульс. Бросает пару фраз, после чего Маргарита приносит какую-то таблетку и стакан воды. Покосившись на бывшего мужа и получив его одобрение, послушно выпиваю лекарство.
– Попробуй уснуть, завтра тебе пригодятся силы, – сдержанно дает мне рекомендации Назар и выходит из палаты вслед за медсестрой.
Падаю на подушки, некоторое время лежу неподвижно, невольно прислушиваясь к шорохам в коридоре. Не верится, что Богданов оставил меня одну. Просто ушел, прикрыв за собой дверь.
Разумеется, он поступил правильно. Как врач.
Почему же тогда в моей груди зияет дыра, а по венам разливается холодная пустота?
Тревога возвращается. Не могу сомкнуть глаз. Лежу, уставившись невидящим взглядом в потолок, и нервно тереблю пальцами край одеяла.
Хочется позвать Назара, но разве я имею на это право? Как я объясню