Слепая судьба. Ная Рос
чем вызывать иероглифы сразу, но так проще поверить, что он написал знаки, видимые и для остальных.
– У нас траур! Траур, ты понимаешь, балда? Да и как ты понял, что одежда белая? Слепой крот видит больше, чем ты, – повысив голос, продолжила Ван Лин.
«Я ношу траур в себе, а не на себе. Я касаюсь руками белого и слышу грустную мелодию».
– Как же вы любите с учителем пафосные речи. Знаю, почему ты не хочешь надевать белое, ты грязнуля. Не пройдёшь и ли по дороге, как всё выпачкаешь. Как хочешь, но я буду носить траур до тех пор, пока горы не станут мягче облаков. Учитель был мне как отец, больше, чем отец, потому как другого отца я не знала.
«Я думал, твой отец лис Ногицунэ, подложивший своего ребёнка учителю на порог».
Кажется, шутка оказалась лишней, резкая волна воздуха, и перед лицом Юна просвистел клинок.
– Укус собаки!
Пришлось уворачиваться, второй клинок успел задеть повязку, прикрывающую лицо, рассекая шёлк. В нос ударили сотни запахов: сосновый дух, разогретый солнцем мох на камнях, запах прелых кленовых листьев, шерсти землероек, поселившихся у ворот храма, и множество других, которыми был наполнен тёплый осенний день в горах. Голова немного закружилась, как всегда бывало, когда Ши Юн переключался со слуха на обоняние.
– Ах ты, неблагодарный выродок! Когда я тащила тебя в дом учителя, не знала, что спасаю мерзкого подкидыша. Хи-хи!
Ещё один удар чуть не разрезал пояс, с этим пора было заканчивать, и Юн обратился к ветру.
– Удар копытом!
Зашелестели листья, и тугой смерч отбросил разбушевавшуюся Ван Лин. Ши Юн достал из рукава длинную ленту, и ветер, подхватив её, обмотал вокруг Лин. Не успела она разрезать оковы, как Ши дёрнул за концы, туго затягивая ленту вокруг её тела, намертво прижимая руки к бокам.
«Успокоилась?»
В ответ Ши Юн услышал лишь недовольное пыхтение. Им и правда очень не хватало учителя, он всегда знал, как успокоить Ван Лин.
«Эта лодка тоже пуста. Помнишь?» – написал Ши Юн в воздухе, отпустив концы пояса. Это была любимая притча учителя, когда у Ван Лин случался очередной приступ ярости.
– Когда я был молодым, мне нравилось плавать в лодке. В одиночестве я отправлялся плавать по озеру и мог часами оставаться там.
Однажды я сидел в лодке с закрытыми глазами и медитировал. Была прекрасная ночь. Но какая-то лодка плыла по течению и ударилась о мою. Удар был такой силы, что я выпал за борт. Во мне поднялся гнев! Я подплыл к незнакомой лодке, намереваясь обругать рулевого, но когда я подтянулся за её борт, то увидел, что лодка пуста. Моему гневу некуда было двигаться. На кого мне было его выплёскивать? Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в свою лодку, закрыть глаза и начать присматриваться к своему гневу.
В эту тихую ночь я подошёл к центру внутри себя. Пустая лодка стала моим учителем. С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста». С этими словами я закрывал глаза и направлялся внутрь себя.
Ван