Царское прошлое чеченцев. Власть и общество. Зарема Ибрагимова
до ничтожной суммы». Существовала нелегальная торговля оружием и во время Кавказской войны254.
В 1980 году вышла книга «Навеки вместе» (о добровольном вхождении Чечено-Ингушетии в состав России). Секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС М.О. Бузуртанов в данной работе обозначил 1781 год как дату, когда чеченцы «влились в состав единого Российского государства». Истоки процесса добровольного вхождения населения Чечено-Ингушетии в состав России, по его мнению, уходят своими корнями в эпоху Древней Руси. Далее он предупреждает: «Ни в коем случае нельзя смешивать такие неравнозначные, происходившие в разное время события, как добровольное вхождение чеченцев и ингушей в состав России и окончание так называемой Кавказской войны»255.
Виталий Борисович Виноградов обличал дворянских историков в том, что благодаря их теории «насильственного присоединения диких и необузданных народов к цивилизованной державе» родился «…миф о Кавказской войне и присоединении Чечни в 1859 году к России, после поражения имамата Шамиля». Немалые усилия, по его мнению, приложили к этому и буржуазные националисты из числа горских народов (А. Авторханов и др.), в работах которых постулировались идеи о насильственном присоединении Чечено-Ингушетии к России256.
Со стороны приверженцев теории «добровольного вхождения» полемика, как правило, велась в прежнем стиле теоретической схемы и «моральные» оценки преобладали над системой доказательств, стремление осудить или похвалить – над профессиональной готовностью понять суть явления. Так, по мнению В.В. Лапина, работы М.М. Блиева и В.В. Дегоева являются едва ли не единственным просветом в постсоветском отечественном кавказоведении. Прежде всего, ему показались «революционными» высказывания М.М. Блиева о том, что Кавказская война не носила национально-освободительный, антиколониальный характер. Очень ценными, по мнению Лапина, были сделаны замечания М.М. Блиева о том, что в течение трех лет – с осени 1834 г. до весны 1837 г. – имам Шамиль не имел боевых столкновений с русскими «колонизаторами», он подчинял себе вольные общества Дагестана. По мнению В.В. Лапина, война на Кавказе была слишком сложным явлением, чтобы ее можно было отнести к какому-то определенному типу вооруженного конфликта. На Тереке и Кубани, например, он видит и элементы фронтира, неотъемлемой частью которого является, по его мнению, военная тревога, и элементы государственной экспансии. Подытоживает Лапин свою статью тем, что считает Кавказскую войну законченной после подавления восстания 1877–1878 гг. в Дагестане и Чечне257.
Исследователь В.С. Дякин в своих работах стремился идти за историческим материалом, а не подбирать ссылки для подкрепления собственных построений, никогда не пытался следовать чужим, особенно официально одобренным концепциям. В своём исследовании «Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX – нач. ХХ в.)» он прямо заявляет, что только к Грузии можно без натяжек применить «навязшую в зубах» формулировку