Последний Хранитель Многомирья. Книга вторая. Тайны Долины великантеров. Светлана Шульга
мечтала и так старательно продевала иголку в толстую холщовую материю, что не сразу услышала, как кто-то поскребся в круглое окошко.
Она мурлыкала песенку дальше.
В окно снова кто-то неуверенно поскребся.
И в новый раз Лапочка не повела ушком. Норны и белые хлопья иногда так напрашиваются, чтобы их впустили в теплое жилище.
«Глупые белые хлопья, – думала Лапочка. – Они не догадываются, что тепло их превратит в лужицы. Нужно всегда помнить, что опасность может исходить даже от тепла».
– М-м-м! Вот так да! Как это в такую прелестную головку в шляпке могли попасть такие мысли? – вслух сказала Лапочка самой себе, вспомнила вредную собеседницу, которую только что выдворила на холод, и засмеялась, продолжая рукодельничать.
Но в стекло вновь постучались. Только уж теперь настойчиво и громко.
– Кому там не спится? – Лапочка насторожилась и отложила вышивку.
И хоть муфлишка и не подавала виду, но норна была права – в Многомирье давно стало неспокойно. Вечеринщики в морочные времена не предвещали хорошего. Добрые муфли по ночам не ходят по гостям, особенно в белоземье.
«Ну вот же, никто не отвечает, это просто ветка упала или норна неосторожная пролетела», – попыталась успокоить себя муфлишка и потянулась за отложенным рукоделием, но стук повторился громче и настойчивей.
Лапочка медленно и с опаской подкралась к круглому окну, едва прихваченному холодными кружевными узорами белоземья. С другой стороны на нее смотрели огромные глаза.
Лапочке стало не по себе. Растерявшаяся муфлишка сразу узнала пропавшего наглого соседа Хомиша. Она неохотно приоткрыла окно. Из щелочки, что образовалась, раздался тихий осторожный голос:
– Лапочка, эгей! Открой, а-а-а? Лапочка, я Лифон. Из деревни Больших пней. Вспомни: ты, я и Хомиш…
Лапочке совсем не нравился странный и вечно нестриженый чубатый муфель в рваной и неопрятной одежде. А уж после его проделок и после разговоров о том, что он стал бесцветным и пропал, она и вовсе смутилась. Но Лифон как знал… Он произносил жалобным голосом заветное имя, то, которое с некоторых пор заставляло ее сердечко стучать мелодичнее и приятнее.
– Не схочешь за-ради меня, так за-ради Хомиша…
– Лифон? – переспросила разумная муфлишка. – Ты же пропал.
– Как пропал, так и нашелся. Сечешь? – тихо ответил ночной гость и заоглядывался.
– Чего тебе, ну же? – открыла шире окошко Лапочка.
Перед ней стоял тот самый, но совсем иной Лифон. Да, она узнала его, но и не узнавала.
Взгляд у того Лифона был из-под вечно нависающего чуба нагловатый, самоуверенный и дерзкий. Этот Лифон был выше и тощее, хоть и такой же точно чубатый. На угловатой мордочке, выглядывающей из глубины объемного капюшона, все место занимали глаза. Испуганные, голодные, но в них горели какие-то искры. Горели и мигали. Эти искры тревожили Лапочку, они не были дружелюбными. Они были пугающими.
– Лапочка, застращал, да? Выслушай меня, за-ради Хомиша, не запирай окно. Я не двинулся умишком и не стал бесцветным. Во, гляди, – Лифон