В этих гнилых стенах. Кристина Той
скандинавские мифы. Отец умел читать их так захватывающе, что у меня перед глазами проносились валькирии, забирающие павших воинов и возносящие их в Вальхаллу…
А утром меня будили нежные и теплые мамины руки. Она осторожно касалась моей щеки своими тонкими пальцами, а затем начинала целовать меня – и не переставала, пока я не начинал смеяться. Мы вместе чистили зубы, умывались, завтракали. Это было главное правило: даже папе нельзя было уходить на работу, пока не съест тарелку каши, вкуснейший омлет или пару блинов. После мы провожали его, а вечером встречали. Разве тогда можно было о чем‐то беспокоиться?
– Подъем! Доброе утро! – послышался знакомый милый голос Ляли, а секунду спустя вошла и она сама, сопровождая свое появление раздражающим скрипом открывающихся дверей. – Малыши-и-и, завтракать!
Девушка в белом летнем платье ходила между кроватями и касалась своими холодными ладонями тех, кто еще не проснулся. Дойдя до окна, раздвинула шторы, впуская в комнату солнечный свет. Становились видны большие трещины под белым деревянным подоконником. Они появились во время взрыва, так и застыв безобразными шрамами на всем здании. И каждое утро их вид омрачал радость нового дня.
Ляля, самая молодая из воспитательниц, была одной из самых добрых и ласковых. Возможно, потому что всего несколько лет назад она сама выпустилась из этого детдома. И после недолгих попыток отыскать хоть кого‐то из своих родственников вернулась назад. Каштановые густые волосы прямыми прядями ложились на ее плечи, длинный нос приподнимал свои крылья, когда она улыбалась, а густые ресницы красиво взлетали каждый раз, когда она широко открывала карие глаза. Я подолгу смотрел на нее по утрам, пока она, наконец, не подходила ко мне. К самому последнему.
– Дюк, – Ляля, улыбаясь, приподнимала бровь, – так и проваляешься весь день?
– А ты приготовила сегодня какую‐нибудь интересную игру? – улыбался в ответ я и поворачивался на бок, по шею укутавшись одеялом.
– Ишь, какой хитрый! – с наигранным возмущением восклицала она и, стянув с меня одеяло, начинала щекотать. От прикосновения ее холодных рук я всегда покрывался мурашками, и это мне очень нравилось.
– Итак, рыцари… – усадив всех нас в ряд, Ляля читала нам приключения из старой книжки про Средневековье. Слушать ее можно было вечно, да и вообще – прекрасным этот детский дом был именно из-за нее. Иногда в такие моменты я задумывался: что же я буду делать, если вдруг она больше не придет? Мысли о возможных причинах, включая ее смерть, снежным комом накатывались на меня одна за другой… И резко прерывались.
Перед глазами всплывала казнь отца и матери. Я видел, как на землю, оставляя кровавый след на площади пятого сектора, упала голова мамы. Выражение ее лица я не смог разглядеть. И помню, как чья‐то рука со словами: «Зачем тебе это?» резко оттянула меня от окна, не давая увидеть смерть отца. Воспоминания эти всегда заставали меня врасплох. Помню, как не мог пошевелиться, как бешено билось сердце и ком в горле не давал позвать никого на помощь.
– Ах