Трое в коммуналке. Ольга Черенцова
а то увидят и начнут распускать сплетни!» – подмывало меня выплеснуть ей в лицо, но стало ее жалко. Несмотря на ясную улыбку, в ее глазах я увидела горечь и, как мне показалось, вызванную не нашим конфликтом, а чем-то другим.
– Почему домой? Ты же только что приехала, тебя там ждут.
– Ты оставайся, раз уж пришла, а я домой.
– Почему домой? – повторила я.
– Потому что ты здесь.
Ее ответ ошеломил, он был вроде оплеух, которые я получала от нее, когда росла. Я предполагала, что она это скажет, но надеялась, что ошибаюсь.
– Ты меня стесняешься, как будто я убогая.
– Не пори ерунды, – процедила мать, так же не снимая с лица улыбки-заслонки. – Меня напрягает, что ты требуешь к себе столько внимания, тебе не три года. Я сто раз это объясняла.
– Не внимания я требую, а хочу человеческого общения, а ты даже на свои спектакли запрещаешь мне приходить. Всех приглашаешь, а мне, твоей дочери, туда вход закрыт.
– Не запрещаю, а прошу! Меня тяготит, что ты полностью от меня зависишь.
– Полностью завишу? Это как? Я сама зарабатываю, за помощью и советом к тебе не бегу! Скорее это ты зависишь от нас с бабушкой, мы готовим, убираем, все делаем по дому. Ты как в гостинице живешь…
Не следовало ее обвинять, но как еще до нее достучаться!
– Довольно гадко попрекать меня едой, – перебила она. – На вашем иждивении я не нахожусь, вношу в дом свою часть, и немалую. Это не в счет?
– Извини, – буркнула я. – Но, согласись, несправедливо говорить, что я от тебя завишу.
– Разве нет? Ты подражаешь мне, повторяешь мои слова, выдаешь их за свои. Все это замечают.
– Это уж слишком! – взорвалась я. – Ничего я не повторяю, ты сама создаешь обо мне такое мнение, веришь в это, а твои знакомые тебе подпевают и говорят то, что ты хочешь услышать. Похожа я на тебя только внешне, а в остальном нет. Ты постоянно ко мне придираешься. Что ты от меня хочешь?
– Свободы хочу. Пуповина должна быть обрезана при рождении, а не тянуться всю жизнь, – вынесла она приговор.
– Мам, все это уже было миллион раз, давным-давно. Мы крутимся с тобой по одному и тому же кругу, и ничего не меняется.
Вырвалось это у меня непроизвольно, точно шепнули мне в ухо эту фразу. Сама не знаю, почему я это сказала.
– В смысле? Что было давным-давно?
– Мне так кажется. А ты разве не чувствуешь?
– Мне некогда ребусы разгадывать! – отсекла она. Повернулась и пошла домой.
Я верила до последней минуты, что она разыгрывает сцену: завернет за угол, дождется, когда я уйду, и вернется, но я ошиблась. Она вытащила телефон, набрала, и появилась машина – та самая, которая ее сюда привезла. Кто за рулем, неизвестно – окна тонированные. Но по тому, как мама садилась, поправляя платье, по мельчайшим, никому не видимым, кроме меня, деталям и ее жестам я поняла, что водитель – мужчина. И не просто какой-то мужчина, который довезет ее до места, а потом испарится, а близкий ей.
Она поспешно уехала, спасаясь