Ослепительно белый рассвет. Михаил Соловьев
и горя.
Ты поверь мне, мой друг,
И не будем с тобой лучше спорить.
– Мам, а ты не знаешь, как они сейчас живут?
– Нет, не знаю. В далеком, восемьдесят девятом году я перебралась в незнакомый мне город.
– Тебе не было страшно?
– Страшно? Да, мне безумно было страшно, у меня тряслись поджилки. Но я переборола этот страх и жарким летом восемьдесят девятого года я вышла из вагона на раскаленный перрон Ленинградского вокзала, где через несколько минут познакомилась с Ниночкой, которая на долгие годы заменила мне семью! Я увидела ее за лотком мороженого, которое мне очень захотелось купить, после тяжелой дороги, захотелось немного освежиться и придти в себя. Я подошла к лотку с мороженым, чтобы купить эскимо и спросить, где можно остановиться в Москве, а эта удивительно красивая, с черными глазами девушка, спрятавшая свое модное каре под белым колпаком, рассказала мне чуть ли не всю историю о ее любимом городе с момента его основания. Ты знаешь, я сразу почувствовала, что от Нины исходит такое тепло, что, когда я, обменявшись с ней несколькими фразами, получала развернутые ответы на все заданные вопросы, оцепенела от ее доброты. Я за последнее время привыкла к боли и обиде, обиде в первую очередь на себя трусливую… На вокзале у меня пробежали мысли о том, что чувствовала Анна Каренина, шагнувшая под колеса поезда.
Нина предложила мне какое-то время пожить у нее, так как ее родители, с которыми она вместе жила, уехали в длительную командировку, и она проживает в квартире одна.
– И что, ты пошла?
– А куда мне было деваться. Признаться, очень неудобно было стеснять человека, но я надеялась быстро найти работу и перебраться в общежитие. Через некоторое время она помогла мне устроиться на стройку, и я получила комнату в общежитии. Вот так и началась наша с ней дружба. Дружба длиною в десятилетия.
– Скучаешь по ней?
– Скучаешь – это мало сказано, мою тоску не выразить словами…
Мария Ивановна прикусила губу и перевела свой взгляд в сторону окна. За окном в это время весь двор заволокла непроглядная, ноябрьская тьма. Только крупные хлопья снега, как мотыльки, летели на яркий свет их одинокого окна. Алёна заметила, что по маминым щекам вновь покатились слезы. Мария Ивановна утерла и попыталась улыбнуться, но в ее грустных голубых глазах четко просматривалась боль потери и расставания.
– Мам, ты должна позвонить в Петербург, ты должна обязательно поговорить с семьей!
– Нет, Алёночка, я пока не готова. Мне нужно всё обдумать.
– Что тут думать, тут не думать, тут действовать нужно… У тебя сохранился номер телефона?
– Номер у меня есть, но звонить я все же не готова.
– Ну, хочешь, я позвоню? Ты только скажи, кого мне спросить!
– Нет, Алёна, нет.
– Ну, хорошо, тогда расскажи мне о них, о своих сестрах, кем они работали, чем жили?
Мария Ивановна громко хмыкнула и достала из кармана