Золотой вепрь. Владислав Русанов
оседлать его.
Боррас поехал на чалом, уступив более представительного гнедого Флане.
Шли шагом, опасаясь лишиться коней. Уж больно замученными выглядели благородные животные.
Навстречу попадались не только карруки[9] и купеческие обозы, но и целые семьи, торопящиеся на юг. На повозках везли нехитрый домашний скарб и детишек. Раньше на аксамалианском тракте дела обстояли совсем наоборот: люди спешили в столицу, сулившую успех, богатство, славу. Подозрительно, очень подозрительно…
Вместе с беженцами ползли слухи о творящихся в Аксамале безобразиях. Ночь Огня и Стали, ополоумевшие колдуны, восставшая чернь…
В первую же ночь совместного пути Флана затащила Борраса на сеновал. Ощущение свободы пьянило сильнее выдержанного браильского вина. Она теперь все реже и реже вспоминала порывистого тьяльца т’Кирсьена, гвардейского офицера, веселого, ловкого и легкомысленного. Совсем уж в дальние закутки памяти забился светловолосый, широкоплечий Антоло, так любивший рассказывать о звездах и далекой Табале, крае овцеводов и охотников.
Ну и пусть! Флана выпятила губку. Небось они ее забыли еще раньше! Шляются где-то и не подумали прийти на помощь, когда она страдала, когда над ними издевались Корзьело и Скеццо. Где они тогда были?
Не на шутку разозлившись, она начала щекотать пятки Борраса.
Парень замычал сквозь сон и попытался зарыться в сено.
Как бы не так!
Неумолимый стебелек не отставал.
– Вставай, соня! – воскликнула Флана. – Всю жизнь проспишь!
– Ух, я тебя! – взвился парень. Швырнул на голову девушке ворох сухой травы.
Она захохотала, оттолкнула Борраса. Он упал навзничь, смешно взбрыкнул ногами.
Флана прыгнула на парня сверху, вдавливая в сено, щекоча. Рыжий дернулся вправо-влево, схватил свою сумку, попытался закрыться ею от настойчивых пальчиков.
Еще чего выдумал!
Девушка стукнула снизу по сумке, выбила ее из рук Борраса.
Застежка разошлась, и на сено вывалилось несколько писем.
– Вот это да! – Флана от удивления прекратила бороться, и рыжий вывернулся из-под нее, обхватил, прижался губами к шее. – Погоди! – Девушка решительно отстранила его. – Да погоди же ты… Нашел время! Что это за письма? Твои?
Парень замялся.
– Что молчишь? Ворованные, что ли?
– Вот еще! – Он вспыхнул, вздернул подбородок. – Очень нужно!
– Так откуда же? – Флана наугад подобрала одно из писем. Самое обычное – серая бумага, желто-коричневый воск печати. Вот оттиск незнакомый: сова, сжимающая в лапах топорик и сноп. Ну, дворян в империи много, герб каждого не упомнишь.
Боррас сел, обхватив колени руками. Вздохнул:
– Так. Знакомца одного…
– А тебе они зачем?
– Передать обещал… – Парень покраснел еще сильнее. – По назначению.
– А что ж до сих пор не передал? – Флана задумчиво крутила в
Каррука – большая четырехколесная повозка.