Тени Инкорке. Август Лок
человеческое негодование. Иногда удавалось различить в безумных криках что-то более или менее вразумительное, но смысла в этих репликах было не больше, чем в безжалостном буйстве стихии. Много позже, когда все, что можно было разрушить, обратилось в кучи обломков, а все, что не поддавалось, грудами валялось вдоль холодных каменных стен, мужчина сел на пол перед камином и уставился на огонь немигающим взглядом несуществующих больше глаз.
Если бы у него еще оставались силы, чтобы встать и выглянуть в узкое окно-бойницу, он бы узнал, что недостойная Младшего Пастыря истерика не осталась незамеченной: на узкой террасе, привалившись к перилам, разочарованно покачало головой еще более далекое от человеческой природы существо. Из-под золотой маски вылетели три такие же золотые мушки и причудливыми зигзагами устремились вниз, в разные концы раскинувшегося у подножия гор города.
***
В самой чаще густого мшистого леса, в избушке с крышей в форме ведьминой шляпы за низким деревянным столом сидели однорукая ведьма и красивая девушка в простом, но чистом зеленом платье. Тонкие изящные пальцы одну за другой доставали из холщового мешочка птичьи кости, раскладывая их причудливым узором. Мягкая улыбка и безукоризненная осанка свидетельствовали о принадлежности к аристократической семье яснее, чем это могли бы сделать жемчужное ожерелье или, скажем, диадема с рубинами.
– Эту другой, другой стороной ложь.
Леди тряхнула каштановыми кудрями, сбрасывая пелену ясновидения, туманившую реальный мир, и удивленно посмотрела сначала на ведьму, а затем на получившийся рисунок.
– Вот эту, эту переложь.
Простецкий говор привычно резанул слух, но девушка даже не поморщилась. Воспитание – это не умение избегать ошибок, а умение не указывать на них другим. Она внимательно изучила косточку, в которую уткнулся сухой, изукрашенный пигментными пятнами палец, прислушалась к собственным ощущениям и упрямо покачала головой.
– Нет, госпожа. Все на своих местах.
Ведьма нависла над гадальным узором так низко, что длинный крючковатый нос едва не касался птичьих останков. Казалось, она их нюхает. Несколько долгих минут она изучала плоды ученического труда, затем резко разогнулась и упала на жесткий кособокий стул. Девушке показалось, что при этом раздался звук стукнувшихся о дерево старушечьих костей.
– Тогда плохо, девонька, большая, значится, пакость. Сама с ней не сдюжишь.
– А как же ты, госпожа?
Голос был растерянный и умоляющий, но смотрела девушка с едва различимым вызовом. Легко разглагольствовать, прячась в лесной избушке, легко давать советы, пугать, учить и наставлять, но когда дело доходит до прямого столкновения со злом, ей, “молодой и неразумной”, предлагают действовать самостоятельно или искать помощников на стороне!
Старуха вздохнула.
– Это не моя забо…
– И твоя тоже! – Гнев, прятавшийся за воспитанием и уважением, наконец проявился. – Если бы не твои…
– Тишь, малявка! – рявкнула ведьма и стукнула по столешнице единственной рукой.
Она хотела добавить что-то еще, но взгляд мутных белесых глаз перескочил на нечто за спиной девушки, и остекленел. Ученица, давно привыкшая улавливать любые изменения в выражении лица своей госпожи, мгновенно обернулась. На фоне крошечного пыльного окошка поблескивала в лунном свете золотая мушка с сияющими крылышками.
***
Высокий парень в тонком, не по росту коротком, пальто глубоко засунул руки в карманы и нахохлился, как затерянный в чужой холодной стране почтовый голубь. Двигался он быстро и, как могло показаться, уверенно, но то и дело сбивался с шага, выдавая нервозность. Внимательный наблюдатель сразу бы заметил, насколько прямо держит голову этот странный человек, будто изо всех сил старается не оглядываться по сторонам, не дергаться в ответ на резкие звуки, которыми изобилует каждая набережная, не выглядывать из-за угла перед пересечением очередной крохотной улочки. В Гракте все улочки крохотные.
У входа в парк Семи ручьев рядком восседали нищие: три совсем дряхлых старика, потерявших в перипетиях непростой жизни два глаза, одно ухо и четыре ноги на всех, две женщины неопределенного возраста и видовой принадлежности (под таким слоем грязи на лицах эльфийку от орчихи не отличишь) и одна маленькая, не старше шести лет, девочка.
Строго говоря, назвать их нищими было бы не совсем правильным. Настоящих бездомных в островном городе-государстве не водилось вовсе. Всех маломальски пригодных к магии с малых лет забирали в Пути, совсем не годных в прислуги, а ни на что не годных отправляли в дружественные страны. Но во все времена встречаются люди, искренне считающие, что не работать и попрошайничать куда выгоднее и проще, чем зарабатывать честным трудом.
Одна только девочка-беспризорница выставила перед собой потрепанную корзину с ягодами и грибами, съедобными и ядовитыми вперемешку, и, судя по всему, пыталась продать это нелепое ассорти прохожим. Товар уже настолько утратил товарный вид, что становилось ясно: либо содержимое плетенки бережно