СМЕРШ. Один в поле воин. Николай Лузан
и то даже жопой в мае почувствовал, что подпалят. А они чем думали? Прав товарищ Сталин: везде у нас враги сидели. Мало их к стенке ставили! Вспомни, что нам Козлов долдонил…
– Стоп, Серега! Не тот разговор ведешь, – оборвал его Петр и бросил быстрый взгляд на Новиченко. Тот спал.
А Сычев уже не мог остановиться:
– Тот, не тот! Кончилась терпелка! Это ж надо, силищу такую имели, а фриц нас за два дня раздолбал. Как так? Как?!
– Будто не знаешь, – Петр замялся, его также мучил этот вопрос, и не нашел ничего другого, как повторить избитые утверждения: – Внезапность нападения. Вероломство…
– Иваныч, и это ты говоришь? Я не Макеев! Вспомни, как наш комиссар распинался о дружбе с немецким рабочим. А он, падла, голой задницей перед нашими рожами тряс. Слепому было понятно, что фриц силу стягивает, а нас в летние лагеря, в солдатики играть. Пушки на полевые позиции, а снаряды – на складе! Танки с пустыми баками, а у тебя на складе – ревизия! Так кто виноват, Гитлер?! – негодовал Сычев.
– Стоп, Серега, остынь, – пытался утихомирить его Петр.
– Стыну уже полгода. Я их всех…
– Да, угомонись ты! Побереги злобу на фрица! – цыкнул на него Петр.
– Не переживай, ее у меня на двоих хватит.
– Вот и хорошо, а сейчас иди и спи. В нашем деле психовать и икру метать себе дороже. Разведка шума не любит.
– Ладно, Иваныч, давай только без морали, я не пацан, – буркнул Сычев и, что-то бормоча себе под нос, отправился спать.
Петр, прихватив автомат, поднялся на наблюдательный пункт, приник к пролому в стене и, стараясь не попасть окулярами бинокля под луч солнца, сосредоточился на дороге. Движение по ней прекратилось, и теперь его занимало другое – как добраться до элеватора. Взгляд остановился на глубоком овраге: он начинался в сотне метров от склада, протянулся почти на три километра и заканчивался у водопроводной башни. Между ней и лесополосой, за которой мрачной бетонной громадой угадывался элеватор, простиралось открытое поле. В темноте там легко было заблудиться, и Петр стал искать ориентиры: ими могли служить подбитый танк, покосившийся деревянный навес – все, что осталось от полевого стана колхозников и островок из кустарника. Определившись с маршрутом, он снова переключился на дорогу – на ней по-прежнему царило затишье.
Белое безмолвие и убаюкивающий посвист ветра навевали сон, и, чтобы не заснуть, Петр принялся по памяти составлять рапорт для Разанцева. За этим занятием незаметно подошла к концу смена, а вместе с ней густая морозная дымка окутала дорогу. Воспользовавшись этим, разведчики стали на лыжи, скатились в овраг и размашистым шагом двинулись вперед. Через час в вечерней мгле проступило циклопическое сооружение – элеватор. Дымка к этому времени рассеялась, и в блеклом лунном свете его стены, исклеванные осколками снарядов и пулями, походили на лицо человека, переболевшего оспой. Подобравшись ближе, они залегли и стали наблюдать. В мрачных развалинах элеватора и разоренной конторе царила кладбищенская тишина. Но Петр не стал рисковать и выслал вперед Новиченко. Прошло больше десяти минут, когда, наконец, тот дал о себе знать.
– У-а-а, –