СМЕРШ. Один в поле воин. Николай Лузан
Макеев.
Петр поиграл желваками на скулах и промолчал. Прошлый печальный опыт общения с особистами говорил, что злить их – себе дороже выйдет. Макеев же, посчитав, что угроза возымела действие, решил не медлить. Однако, встретившись взглядом с «интендантишкой», понял, что не стоит спешить. В свете нещадно чадящего фитиля из – под кудрявой пряди волос на него с вызовом смотрели карие глаза. Судя по всему, Прядко был крепким орешком, и Макеев решил использовать проверенный прием – пошелестев бумагами, он спросил:
– Гражданин Прядко, а как ты объяснишь, что пять месяцев скрывался на территории, оккупированной врагом?
– Я? Я скрывался? – Петр опешил.
– Ну, не я же? – хмыкнул Макеев и, не давая опомниться, обрушился на него с новыми обвинениями:
– Почему уничтожил партбилет? Где личное оружие? Почему раньше не вышел на соединение с частями Красной армии?
Петр был потрясен абсурдностью обвинений… А Макеев продолжал наседать, взяв чистый лист, потребовал:
– Бери ручку и пиши! Только не вздумай юлить, со мной этот номер не пройдет!
– Писать?! – чужим голосом произнес Петр.
– Не петь же. Ты не соловей, шоб тебя слушать, – с кривой ухмылкой заметил Макеева и двинул по столу чернильницу с ручкой.
Петр не шелохнулся и глухо произнес:
– За меня трофейный автомат росписи ставил!
– А-а, все вы так говорите, а как копнешь, то такое говно вылазит, что…
– Говно-о-о?! Т-ты че несешь, лейтенант?! Мы там своей кровью умывались, пока вы тут линию фронта выравнивали! Мы… – вскипел Петр.
– Чего-о?! – Макеев поперхнулся. Папироса, зажатая в уголке рта, сползла с губы и упала на стол, а когда к нему вернулся дар речи, он обрушился на Петра с угрозами:
– Молчать! Гад, ты на кого пасть разеваешь?! Да я тебя, как вошь, одним пальцем раздавлю!
– Это вы мастера! А кто с фрицем воевать будет? Кто?!!
– Заткнись, пока я тебя не шлепнул!
– Не пугай – пуганый. Я не в обозе отъедался, а фрицев колпачил.
– Молчать! Да я тебя!.. – взвился Макеев и ухватился за кобуру с пистолетом.
Петр дернулся вперед. Тут же за его спиной угрожающе заворочался сержант, и лязгнул затвор автомат. Наступившую вязкую тишину нарушали прерывистое дыхание и глухие разрывы мин. В отблесках тусклого пламени лица Макеева и Прядко, искривленные судорогами, напоминали уродливые маски. Несколько секунд они сверлили друг друга пылающими взглядами. Не выдержав, Макеев отвел глаза в сторону. Он отпустил кобуру, подрагивающей от напряжения рукой нашарил на столе папиросу, смял ее, отшвырнул в угол и тяжело опустился на лавку.
В блиндаже воцарилось гнетущее молчание. Продолжалось оно недолго. Матвеев, окатив Петра ледяным взглядом, достал из папки документ и, потрясая им, злорадно процедил:
– Так, говоришь, с фрицами воевал?
На лицо Петра легла тень – он недоумевал.
– А с кем же еще?
Это не укрылось от Макеева, и он с пристрастием продолжил допрос:
– Здесь