Адмирал Колчак: Диктатор поневоле. Николай Черкашин
он стоит неподвижно, потом кивает старшему офицеру, и тот тихо говорит мне:
– Гардемарин Шульц, всех наверх, поднять якорь.
У меня вырывается вздох облегчения: наконец-то!
Громким резким голосом, который прорывается сквозь вой ветра, я кричу:
– Унтер-офицеры к люкам!
“Фи, фи, фи, фи, фир-р-р-р!” – звучат дудки одна за другой; какое-то мгновение я даю унтерам, чтобы они успели собраться, и вот уже снова я слышу свой голос:
– Всех наверх, поднять якорь! – и дружный крик унтер-офицеров через люки: “Все наверх, поднять якорь!”
Целых два года мы тренировали голос. Не годится шептать, если хочешь, чтобы твои команды исполнялись в свежую погоду. Стены кают-компании, где мы жили, звенели от наших пронзительных команд, а старые адмиралы в картинной галерее удовлетворенно кивали нам, когда мы дерзко кричали в юношеском высокомерии: “Отдать булини, фор-марса-реи поперек, грот-марса-рей на ванты” или что-нибудь в этом роде.
…Я поворачиваюсь к старшему офицеру, отдаю честь и уступаю ему место: теперь он принимает командование кораблем, а я возвращаюсь на свое место на баке под началом старшего лейтенанта.
– Брашпиль пошел! – звучит команда для нас – тех, кто на баке. Матросы налегают на рычаги, и брашпиль медленно начинает вращаться, в то время как палы поют свое монотонное “клик-клик”. Все быстрее и быстрее идет брашпиль. Мы бежим круг за кругом, подпрыгивая каждый раз, когда под нами оказывается якорная цепь, а она равномерно и неуклонно выходит вверх из клюза, где ее моют из брандспойта, а потом, через три четверти оборота брашпиля, скрывается в цепном погребе. Ветер сильный, цепь натянута и слегка дрожит. С бака, перегнувшись через борт, за цепью следит старший офицер, между тем как она все медленнее и медленнее ползет через клюз. Вот он выпрямляется, поворачивается к капитанскому мостику, и его протяжный крик прорезает воздух:
– Якорь на пане-е-е-ере!
Спины на рычагах дугой выгибаются от напряжения, а цепь теперь ползет еле заметно, дюйм за дюймом. Рывок, и снова крик:
– Якорь поднят! На капитанском мостике старший офицер берется за машинный телеграф, и вот уже начинает медленно вращаться винт, а команда торопливо поднимает ставший теперь легким якорь.
– Стоп брашпиль! Накат! – команды следуют одна за другой, но против обыкновения якорь сегодня не укладывают на подушку у планширя, а вытаскивают на палубу и тщательно закрепляют.
В воздухе пахнет штормом. “Шторм, слава Богу! – думаю я. – Наконец-то шторм!”
Новая команда прорезает воздух:
– На ванты, приготовиться травить марса-реи и стеньги!
“Это серьезно, – думаю я, – такого при нас еще не бывало…” – и становлюсь у вант фокмачты, чтобы бежать на свое место на фор-марсе, как только будет дана команда.
– На марсы и салинги! – снова звучит команда, и мы бежим вверх по вантам, каждый на свое место.
Там,