Агония, 88. Демид Дубов
А над высокой белокаменной стеной с бойницами была видна громадная изумрудная крыша мечети.
– Я? – устало переспросил он, пытаясь по памяти улыбнуться под мокрыми бинтами.
– Ты.
Прямо перед ним возникла стройная южная девушка. Она уверенно, по-хозяйски стояла босиком на раскаленном песке, совсем не чувствуя жара. Исса разглядел ее с пяток и до макушки. Широкие желтые штаны ее были прикрыты сзади длинной юбкой, а спереди свисал лишь длинный прямоугольный лоскут. Выше был голый загорелый и подтянутый живот. А на нем весело блистели золотые монетки, закрепленные на желтом-же, сжимающем ее грудь, белье. Предплечья были украшены малахитовыми браслетами. На ней были и камни, и золото. Со всем этим просто блестяще гармонировали желтые, почти что золотые подведенные черной тушью глаза. Но лицо ее, явно при том красивое и изысканное, шахскких кровей, было закрыто непросвечивающим платком. Она была настоящей сказкой.
– Эти ворота открылись для тебя, и ты войдешь в них, если пожелаешь.
Она не соврала. В крепостной стене действительно существовал пробел. Там были открыты многометровые ворота из дорогого дерева и металла. Не то золота, не то меди. Каждая полоса была инкрустирована сверкающими камнями. А над ними, над этими тяжеленными главными воротами, за которыми было миражное марево, возвышался малахитовый наездник на лошади. И его глаза, выполненные из камней, казались Иссе живыми, смотрящими на него и изучающими. В этом наезднике был дух, была жизнь большая, чем в самом Иссе.
Он потянулся к голове, и снял с нее грязную пыльную серую ушанку с эмалированной звездочкой. Большим пальцем осторожно пригладил ее, чуть вмяв в козырек со следами крови.
– Я лишь сын своей Родины. – добродушно ответил он, двинув обломками челюстей. – Я советский солдат.
– Корыстен ли ты, груб, тщедушен, лжив или труслив?
– Пусть это скажут те, кого я знал, кого я любил и кого потерял. Пусть это говорю не я, пусть это говорят мои поступки.
Девушка явно хотела спросить что-то еще, но вдруг смутилась. Такого ответа она явно не знала давно, и Исса смотрел своими серыми угасающими глазами в ее сверкающие и золотые, и понимал, что он переиграл пустынного духа. Сказал ему то, что говорил не каждый, кто вставал перед Градом на колени. И когда девушка оказалась в замешательстве, вдруг спросил:
– Остались ли те, кто может мне помочь? Я благодарен за то, что вы открываете мне двери, но мой интернациональный долг еще не выполнен.
– Тебе не помогут. – прямо ответила та, чуть наклонившись к нему, и изучающе разглядывая его бинты. – Ты настрадался…
– Страдания… – как смог, развороченным ртом, с болью, усмехнулся он. – Мир страдает намного сильнее. Неужели все погибли? Почему же мне…
Девушка вдруг жалостливо свела брови, все еще не отрываясь взглядом от его лица. И по этому ее движению, Исса сам понял ответ.
– Потому что я мертв. – закивал он.
И вдруг запыхтел, как паровоз,