Шарм. Трейси Вульф
не дохожу до противоположной стены комнаты и не отрываю ее. Повернувшись, я вижу, что Хадсон стоит, прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди. Лукавой усмешки в его глазах как не бывало, на ее место пришла знакомая пустота.
Наверняка это значит, что я победила его.
Я начинаю мысленно поздравлять себя с тем, что смогла наступить на его больную мозоль, когда вселенная преподносит мне еще один подарок. Он бормочет:
– Все книги остались на твоей стороне.
– Ага. Точно. – Я смотрю на него с самой злорадной ухмылкой и иду прямиком к той полке, где хранятся его дневники. – И я уже знаю, что начну читать первым делом.
Глава 25
Я мо, ты мо, мы все эмо
Похоже, Сартр знал, о чем говорит, когда писал «Нет выхода». Мы заперты здесь уже восемь недель – самых долгих, самых нескончаемых недель в моей жизни, и всякий раз, когда мне начинает казаться, что хуже быть не может, я читаю очередную запись в дневнике Хадсона и выясняю, что очень даже может.
Каждая из этих записей напоминает мне, что родители Джексона и Хадсона – это худшие люди на планете. Это заставляет меня думать об обоих братьях.
А это еще та жесть – в основном потому, что я изо всех сил стараюсь не думать ни об одном из братьев Вега. О старшем – потому что я заперта вместе с ним и он бесит меня. А о младшем – потому что я понемногу осознаю, что, возможно, никогда не увижу его снова.
В самом начале нашего заточения я то и дело просматривала фотки Джексона на моем телефоне, плакала каждый вечер перед сном, жаждала увидеть его хотя бы еще разок, сказать ему в последний раз, как сильно я его люблю. Но когда дни начали складываться в недели, а недели в месяцы, я заставила себя перестать.
Перестать смотреть на его фотографии, чтобы напоминать себе, какая у него улыбка.
Перестать улыбаться при воспоминании о глупых шутках, которыми мы обменивались.
Перестать представлять себе, что он обнимает меня, когда я засыпаю.
Потому что я знаю – если я не отпущу его, мое подсознание сможет выкинуть что-нибудь, чтобы я могла увидеть его снова, в том числе выпустить Хадсона из этой тюрьмы. И если после этого Хадсон убьет Джексона, я никогда себе этого не прощу.
Я готова отказаться от Джексона, если тем самым спасу ему жизнь.
И, как бы Хадсон ни уверял меня, что все иначе, я по-прежнему убеждена, что именно поэтому заперла нас в этой тюрьме, разделенной клейкой лентой на две половинки. И я по-прежнему считаю, что могла бы вызволить нас отсюда, если бы он уступил и хотя бы попытался исправиться.
Потому что чем больше я читаю дневники Хадсона, тем более убеждаюсь, что, хотя родители братьев Вега вели себя отвратительно по отношению к ним обоим, Хадсону в детстве пришлось особенно тяжело. Я ловлю себя на сочувствии к нему. Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу такое.
Но трудно не представлять себе, как маленький мальчик с порезанным пальцем спешит закончить