Когда поёт жаворонок. Виктор Бычков
Только не кричи. Видишь, ребенок спит. Я тебя никогда теперь не брошу, не бойся. Садись, надо обсудить наши дела.
Девушка безропотно подчинилась, взяла на руки племянницу, качала, с надеждой смотрела на своего спасителя.
А день уже клонился к вечеру. Спала жара, на смену ей спешила ночная прохлада. Стихли выстрелы, на землю опускалась тишина. Только комары все никак не желали уйти на покой и все настырней и настырней звенели, норовили облепить любой участок тела.
Гиля веточкой отгоняла комаров и от Хаи, и от себя. Лейтенант сидел на траве, поджав ноги по-турецки, в очередной раз чистил винтовку.
– Сначала я расскажу немного про себя, потом ты про себя расскажешь. А то как-то неудобно – вроде вместе, а друг про друга ничего не известно.
Рассказывал долго, обстоятельно, еще и еще раз прокручивая в памяти все события, свидетелем и участником которых был; о людях, что попадались на его пути за этот короткий срок с начала войны. Про знамя полка умышленно не упомянул.
Гиля слушала, не спуская с рук ребенка, сама не знала, с чего начать разговор. Слишком свежи были воспоминания, спазм перехватывал горло, глаза наливались слезами. Прошкин прекрасно понимал это и потому не торопил.
Он смотрел на ее растрепанные длинные волосы, которые в сумерках стали приобретать пепельно-серый цвет, сливаясь с лицом хозяйки.
– А у тебя какие волосы были? – не выдержал, спросил Гилю. – Имею в виду цвет.
– Черные, конечно, – ответила девушка. – Ведь я еврейка, а у нас чаще всего волосы черные.
– Так это евреев расстреливали? А за что? Воевали против немцев? Оказали сопротивление?
– Не знаю. Наверное, потому что евреи.
– Дикость какая-то. Так не бывает. Я понимаю, когда военные, с оружием в руках. Но чтобы вот так? Дикость, – повторил еще раз, и надолго замолчал. – Даже с пленными нельзя так поступать, они же безоружные.
– Законы пишутся для нормальных людей, а это – звери, хуже зверей, – девушка снова заплакала.
– Извини, давай об этом пока не будем. Надо думать, что делать дальше, как быть сейчас. Я так понимаю, что девчонкой займешься ты, а мне надо на ту сторону фронта к своим. Я – офицер, и мое место должно быть на фронте. Ты где останешься? Здесь? Или пойдешь куда-то?
– Ты хочешь нас бросить? – Гиля настороженно смотрела на Ивана. – Если я правильно поняла, ты уходишь от нас?
– Да, час, другой побуду с вами, и – вперед! – взмахнул рукой куда-то в сторону. – Больше меня здесь ничего не держит. Самая большая проблема была с девочкой, но она удивительным образом разрешилась, – довольная улыбка коснулась губ Ивана.
– А как же мы? – до этого мгновения она еще не думала ни о своём будущем, ни о племяннице.
Вопрос встал перед девушкой непреодолимой преградой. То, что она не останется в местечке – даже не обсуждается. Она боится представить, что ей придется вернуться домой. Кто ее там ждет? И что ее ждет в родном доме?
– Ваня, а как же