Женихи из Мадоры. Виктор Бычков
недовольно проворчал Анисимов, вставая из-под коровы. – Не даст спокойно дело доделать, – был огорчён не столько тем, что пришёл Пашка, а что помешал додумать начатое.
Во дворе стоял Павел, нервно постукивал веточкой по ноге.
– За неимением женских грудей, будем тискать коровье вымя, – ответил на вопрос соседа. – Сколько, сказать не могу, но долго – это точно. Чего припёрся?
– Скучно, думаю, дай-ка схожу, порву нервы Федьке.
– Лучше бы штаны себе порвал. Что с молоком делать думаешь, рвач?
– А что думать? – Павел переминался с ноги на ногу. – Масло, творог да в город, а что еще можно? Вот только не знаю как.
– Своим в Кузьминки отвозить будешь? – Федор поставил ведро с молоком на крылечко, подошел к соседу.
– А зачем оно им? У свата корова, они не вылазят от молодых, всё прут им и прут. Сыну с невесткой лучше деньгами.
– Это верно ты сказал. Лучше деньгами, – Анисимову опять пришло на ум старания зятя с дочерью по поводу его хозяйства. – Это правильно.
– Я чего зашел, – хлопнул по ляжкам Павел. – Подоил корову, поднимаюсь идти в дом, и что ты думаешь? Кот Мартин, сволочь, тут как тут! Неделю не было, а пришел, вернулся! Припёрся, об ноги трётся, стервец, пройти не даёт, поисть просит! И весь облезлый, как ни знаю что.
– Ну и что? – не понял Федор.
– Как что? – лицо соседа сияло улыбкой. – Моя-то Нинка с дочкой его с собой забрали в Кузьминки на новое место жительства, а он на них хрен кошачий с прибором положил, обратно вернулся. Домой! – закончил с такой гордостью, как будто кот совершил героический поступок, и хозяин смотрел на соседа с видом победителя.
– Значит и наша Мурка, его подруга, вскорости тоже явится, – уверенно поддержал радость Павла и Федор. – Вишь, ты уже не один в доме, лафа тебе, Паша!
– Нет, но ты понимаешь? Хозяйку бросил, а вернулся ко мне, хотя я иногда и поучал хорошенько чёрта этого блудливого: мог по горбу его рыжему и хворостиной огреть.
– Кот, он не баба – свой дом любит, – глубокомысленно изрёк Анисимов.
– Да? Ты так думаешь? – засомневался Паша. – Хотя, твоя правда: баба бросила, а кот – нет.
– Вот я и говорю, – Фёдор сходил в дом, вынес на крылечко чистые банки, принялся процеживать молоко. – Ты, это, Паша, Мартина больше не бей, не то обидится, опять уйдет в Кузьминки.
– Во! – осенило вдруг Павла. – Может, и жёнок наших надо было как кота Мартина иногда хворостиной да промеж ног, а? Тогда не сбежали бы, как думаешь?
– Ну-у! Промеж ног им надо что-то другое и почаще, – не совсем согласился Федя с соседом. – А по вдоль спины и по ниже, да хворостиной потолще – твоя правда. А то возомнили из себя, мол, дундук ты был, дундуком и помрёшь, – передразнил вдруг свою жену. – Не пуганные, Паша, жёнки наши, вот поэтому и зыкуют, выпендриваются.
Над Мадорой зависло ясное звёздное небо. Непривычная тишина окутала деревеньку, где со всех