Инженер. Александр Викторович Рудаков
и борьбы с артиллерией противника, пошли на оборонные предприятия страны, вместе с технической документацией. Начал постепенно выдавать на-гора институт и другие, не менее полезные и интересные разработки, такие например: как котелки, для работы партизанских радиостанций, различные хитрые мины-ловушки и т.д. Коллектив к тому времени насчитывал уже пятьдесят человек, крепко стоял на ногах, был преисполнен большим количеством идей и планов, и настроен на победу. Через год старенький профессор умер, видимо, сказался год блокады, но оставил после себя небольшую научную школу, сложенный рабочий организм, а директором института стал его помощник. В послевоенное время институт хоть и переехал в знакомое уже нам П-образное кирпичное здание, но как-то не вырос и, дотянув еле-еле до численности своего состава в сотню человек, так и не обзавелся ни мощным опытным производством, ни полигонами. Правда, деревянные сараи снесли, но на их месте построили лишь сараи каменные, в одном из которых разместили несколько станков, а в другом склад радиодеталей… вот, пожалуй, и все. Удивлению достойно, как он умудрился сохраниться в перестроечные и лихие девяностые годы, но это уже другая история. Сергей, как вернулся после окончания института в свой город и устроился на работу к «сосункам», так и проработал почти до старости, уткнувшись в свои приборы, в своей комнатке и даже не заметил, как пронеслась его жизнь, а вокруг него все что-то продавали, пилили, гуляли и веселились. Коллектив, как-то, само собой так образовалось, стал в основном женским, а из пятнадцати мужчин одни вошли в историю института, как пьяницы и бузотеры, другие, как бабники, зато три оставшихся, да, действительно, оказались героями трудового фронта. Именно на их, неприметных на первый взгляд, труде и уме, и держалась вся тематика образцов вооружений. Несомненно, одним из них был и Сергей, только в такой, как-бы завуалированной, неявной форме. Ну, сидит там, где-то в углу, какая-то серая мышка, да… умный, ну что ж с того, как говорится: « есть ум, да пустосум». Значительный перевес в институте женского народонаселения сказался и на его манере жития бытия и стало носить исключительно светский характер. До обеда обсуждались все новости российской эстрады, потом городские происшествия и наконец, как взошли огурцы и помидоры на даче. Хорошим тоном считалось приступать к работе после обеда, поэтому на Сергея и еще двух трудоголиков смотрели с некоторым недоумением, как на не умеющих вести себя в приличном обществе. Но, с другой стороны, на них смотрели, как на неизбежное зло, с которым, хочешь, не хочешь, надо мириться, и надо отдать должное, работать не мешали. Если, кому-то из этой троицы удавалось нечто изобрести, то это изобретение немедленно, как старое полотенце на тряпочки, раздергивалось на темы по написанию диссертаций. К чести сотрудников института, надо сказать, что это был самый кандидатски насыщенный коллектив на душу населения в Советском Союзе. Исторически сложилось так, что именно отдел, который возглавлял Сергей, перенял всю звуковую тематику, которая зародилась здесь в военные годы. Тема была старая, заношенная, неперспективная,